Так что Вениаминыч не был каким-то диким исключением в этой истории с ягнятами. Посол есть посол. Тем более в Африке. Всем не угодишь, а дисциплину держать нужно. Без дисциплины — никуда. И чем строже с ними (то есть с подчиненными), тем лучше. Вениаминыч же был строг, но работать умел.
И проходило время, слухи превращались в анекдоты, командировка подходила к концу, все расставались друзьями, а через какое-то время в "Известиях" появлялась скромная заметочка в рубрике "Хроника". И любопытствующий гражданин узнавал, что проверенный Вениаминыч снова приводился: его назначали послом в другую, такую же маленькую, но всегда важную страну.
Посольство на Острове размещалось в двухэтажном особняке, принадлежавшем министру свергнутого несколько лет назад правительства. Министр бежал в Европу, а его собственность национализировал новый президент, капитан Марсель Пепе, ставший вскоре маршалом и пожизненным президентом, близкий друг Вениаминыча.
На президентский счет раз в месяц аккуратно переводилась крупная сумма в иностранной валюте — арендная плата за особняк. Русскими он был доволен, они платили исправно. Да и остальные посольства редко опаздывали, за исключением разве что румын, непонятно зачем осевших на Острове. Ежегодно "Барклайс бэнк" направлял на кодированный счет солидного швейцарского банка круглую сумму. "На черный день", — шутил Пепе, когда бывал в добром расположении духа.
Из окон посольства открывался чудесный вид на море, белый, совершенно пустынный пляж. Местные сюда забредали редко, только рыбаки, чьи лодки выносила прибойная волна.
Когда-то здесь бурлила жизнь, играла музыка, на цветных шезлонгах отдыхали красивые женщины, вкусно пахло из кухни маленького ресторана, который славился королевскими креветками, сваренными в оливковом масле. Была и гостиница для тех, кто хотел провести ночь на берегу.
Теперь не было ни гостиницы, ни креветок, ни красивых женщин, ни ресторана. Только грязные развалины, полусъеденные дюнами.
Правда, президент часто напоминал о тех временах, когда знать паразитировала на трудовом народе, а богатые американцы уничтожали почти все запасы омаров в прибрежных водах.
Советские на пляж тоже не ходили. Во-первых, купаться перед окнами учреждения считалось неприличным. Во-вторых — и это была главная причина, — существовало официальное запрещение посла появляться без галстука на территории посольства. И наконец, было обращение партийного бюро ко всем коммунистам и беспартийным, в котором указывалось на все еще реальную возможность — несмотря на перестройку и гласность — происков западных спецслужб против лишенных одежды дипломатов и технических работников.
"Иностранные разведки, — говорилось в обращении, — никак не унимаются, желая добиться дестабилизации нашей политики. Они плетут все новые и новые интриги, строят различные козни и чинят всевозможные препятствия".
Купаться поэтому ездили на дальний пляж, километрах в трех от города, куда посол не ездил, но все равно в деталях знал от офицера безопасности Василиска Ивановича, кто и чем там занимался.
Только раз в году запрет нарушался. В новогоднюю ночь, когда разъезжались гости из соцстран, а посла уводили в резиденцию, на пляже собиралась почти вся колония. Купались, пели Высоцкого под гитару. Целовались в развалинах, пугаясь каждого шороха. Все это, разумеется, было чрезвычайно опасно, но риск лишь усиливал наслаждение.
Именно здесь, в новогоднюю ночь, созревали будущие персональные дела, рождались убийственные фразы в характеристиках: "Иванов допускал отклонения от норм поведения советского человека за границей", "Петрова проявляла чуждый советскому человеку индивидуализм".
Одной такой фразы, сочиненной бдительным Василиском Ивановичем и утвержденной единогласно партийным собранием, было достаточно для досрочного отъезда на родину и списания преступника в вечный разряд "невыездных".
Территорию посольства окружал трехметровый бетонный забор с колючей проволокой и битым стеклом поверху. По углам нацелились телекамеры, чтобы дежурный мог наблюдать за безопасностью всей государственной границы. Стена выходила на пляж и спускалась в воду, чтобы не заплыл коварный враг под видом простодушного туземца.