А Баба Надя и не думала возражать. Кому неохота на загранку посмотреть, да чтоб еще платили да ублажали?
С первого же дня она стала правой рукой администрации в борьбе с правонарушениями. Не было такой склоки, где Баба Надя на правах члена женсовета, месткома и недавно организованного Добровольного Общества за перестройку в Семье (ДОПС) ни принимала бы самого активного участия.
Именно она обрушила на несчастную бухгалтершу такой шквал обвинений, что у той сделалась истерика и пришлось прямо в ходе собрания отпаивать ее валерьянкой.
После этого Зоя с победным видом ежемесячно появлялась в бухгалтерии и получала "чаевые" под ненавидящими взглядами бухгалтерши.
В кабинете Вениаминыч был не один. В затылок ему участливо смотрел Михаил Сергеевич. Справа улыбался в бороду Карл Маркс в белой манишке. А напротив устремляла к Вениаминычу распахнутые руки Алла Борисовна Пугачева, вся в кудряшках, в черном плаще, со смелым вырезом на груди. Вениаминыч заставлял себя почаще смотреть на Маркса, оборачивался за поддержкой к Михаилу Сергеевичу, но глаза его неумолимо влекло к коварной певице. Искушение было так сильно, что он чуть было не заменил Пугачеву на более скромную Софию Ротару, но неожиданно воспротивилась Зоя. Вениаминыч подумал, и Алла Борисовна осталась.
Посольство на Острове было маленьким даже по африканским меркам. Кроме упоминавшегося уже первого секретаря Василиска Ивановича да его безымянных коллег в штате состояли два советника — один из них по торговой линии и атташе Коля Сидоров, выполнявший одновременно несколько функций, сводившихся к одной: прислуга для всех, от посла до сторожа дяди Тома.
Все, кроме Сидорова, попались люди проверенные, уважающие начальство. А вот атташе прислали какого-то испорченного. На общих собраниях вел себя пассивно. Не употреблял спиртных напитков, чем, естественно, друзей себе не завоевал. Говорили, что он отказался смотреть эротический фильм, на который собралась половина совколонии! Все же свое свободное время он сидел в городской библиотеке и что-то писал.
Василиск Иванович докладывал, что, сидя в библиотеке, Сидоров может быть завербован иностранной спецслужбой. Баба Надя была уверена, что это уже произошло. В качестве аргумента она приводила тот факт, что после библиотеки атташе сразу же шел домой и запирался в комнате, не входя в контакт с соседями. Пару раз пробовали в комнату проникнуть, однако молодой нахал заявил, что это будет нарушением его прав, пугал хельсинкским соглашением, а также какими-то венскими договоренностями. "Вот мы тебе покажем венские договоренности!" — пригрозила Баба Надя, хотя от насилия была вынуждена временно отказаться.
На заседаниях ДОПСа она отводила душу.
— Почем мы знаем, что Сидоров, запершись в комнате, не шлет оттуда донесения в Вашингтон? Тем более что открывать и пускать общественную комиссию он нагло отказывается. А по вечерам? Когда все нормальные члены колонии спят или тихо занимаются досугом, он выходит за территорию посольства! Совершенно один! Куда, спрашивается, идет товарищ Сидоров? В чью сторону он идет?
Гнев Бабы Нади усилился после того, как она подслушала незатейливую частушку, которую напевал Сидоров: "То ли дарят нам весну, то ли ловят на блесну". Теперь в выступлениях Бабы Нади добавилась новая линия.
— И еще, товарищи. В последнее время этот самый Сидоров напевает песню явно антисоветского содержания. Якобы кого-то дурят и ловят на блесну. Это кого же ловят на блесну, не нас ли с вами, товарищи…
Ну и дальше, в таком же духе.
Вениаминыч донесения складывал в отдельную папочку, однако мер пока не принимал, копил до удобного случая. Но Василиск ждать не хотел. В таких делах, учил он молодых безымянных коллег, надо наносить удар первым. Потом, когда сбежит, поздно будет. И кто тогда будет виноват? Конечно, мы. Такого строгача влепят! А потом будешь в Москве сидеть, шилом и нитками работать.
— У нас коэффициент раскрываемости не растет, — жаловался Василиск перед сном Бабе Наде. — Нам раскрываемость нужна. Всех скрытых врагов нужно выявлять.
И он ежемесячно отсылал в Центр собранную информацию и предлагал принять самые жесткие меры вплоть до принудительного вывоза С. на родину под охраной его, Василиска Ивановича. Скажем, под видом служебной командировки. По прилете в Шереметьево, рекомендовал он, следует подогнать спецавтосредство непосредственно к самолету и посадить С. в указанное средство с целью негласного вывоза для профилактической беседы.
Вениаминыч не думал, что дело зайдет так далеко, но решил, что мальчишку придется поприжать.
— Возьми-ка его под свою опеку, — обратился он к советнику Стебнюку. — Пусть поработает по вечерам. А на следующем собрании оформим тебя наставником. Да погоняй его хорошенько. А то Василиск его сожрет, — добавил он.
Советник ему нравился. Человек тихий, застенчивый, очень работоспособный. В этом очень похожий на самого Вениаминыча.