Детектив и политика. Выпуск №4 (1989)

Вайнштейн был владельцем части акций газеты и посему справедливо считал себя вправе командовать. Я лично относился к нему иронически. Для меня он был технарем из провинциальной Польши. Простой человек Вайнштейн. Появился в Соединенных Штатах еще ребенком. В юности я работал с такими на заводах и стройках Украины. Он был мне понятен, как яйцо, и у нас были неплохие отношения. К тому же, увидав однажды мою Елену — она пришла в редакцию за ключом от квартиры, — Вайнштейн проникся ко мне уважением. Механизм в его черепной коробке, очевидно, сработал таким образом: "раз этот парень в очках имеет в постели такую женщину, значит, он чего-то стоит".

— Прочти немедленно, Моисей сказал, чтоб сегодня поставил это в номер.

Вайнштейн положил на стол гранки. Я брезгливо поворошил бумаги, ища начало. "Колонка редактора". Ну что ж, творения "босса" интереснее произведений бывшего советского офицера Корякова, где антикоммунизм смешан с любовью к гастрономии. И уж, без сомнения, логичнее написанных в припадке белой горячки статей об изобразительном искусстве алкоголика Привалишина. Господин Привалишин — грузный здоровенный старик-клошар, вечно дрожащий с похмелья, сизолицый и вонючий, — часто вторгается в редакцию, чтобы выклянчить у кого-нибудь доллар на опохмелку. Он наш специальный "арт-корреспондент" (по искусству, англ.). Как-то зимой я встретил "арт-корреспондента" на Бродвее в туфлях на босу ногу. У Привалишина оригинальный стиль. Описывая выставку какой-нибудь бывшей советской бездарности, Привалишин имеет обыкновение залихватски сравнить художника с неизвестными истории искусств личностями, а личности чаще всего носят немецкие фамилии. "Работы господина…овского напомнили мне, в частности, картины таких выдающихся мастеров живописи, как Отто Штукельмайер и Артюр Финкль…" Иди знай, кто такие Артюр и Отто. Может, это с ними напился вчера Привалишин.

Я углубился в "Колонку редактора". Моисей мог бы свободно стать в свое время американским журналистом. Сейчас ему под семьдесят, уже поздно, конечно. Он мыслит ясно и ясно излагает мысли. Почему он предпочел стать владельцем эмигрантской газеты? Не хватило силы воли? Не хватило амбиций? Хотя газета приносит ему хорошие деньги. Тираж четырехстраничной малютки (как две капли воды похожей на "Правду", от формата до шрифтов) — 35 тысяч. Очень неплохой тираж даже для американской газеты. В киосках Нью-Йорка ньюспейпермены (продавцы газет, англ.) называют нашу газету "Рашен дейли". "У вас есть сегодняшняя "Рашен дейли"?" Моисей побуждает нас спрашивать "Рашен дейли" во всех киосках и, если где-либо ее не обнаружится, немедленно сигнализировать ему…

Дверь отворилась, и с газетой в руке — затемненные очки, несколько виноватый, но независимый вид — эдаким джентльменом-шпионом проскользнул внутрь Алька. Мой напарник и друг Александр Львовский. Он вплыл в кресло, выхватил из моей пачки одну полосу, выдернул из кармана ручку, поправил галстук и только после этого, улыбаясь, прошептал:

— Гуд морнинг (доброе утро, англ.), Эдуард Вениаминович. Моисей уже у себя?

— На ваше счастье, дорогой, "босса" еще нет. Но Вайнштейн уже закатывался. А вы вчера опять поддавали?

— Посетил Кони-Айленд с семьей и друзьями. Всего лишь.

— Надеюсь, семья осталась жива после посещения Кони-Айленда?

— Ребенок был в полном восторге. Жена хохотала как безумная, вися вниз головой. У них там, знаете, есть колесо, которое вдруг останавливается на некоторое время, именно в тот момент, когда вы висите вниз головой. Останавливается лишь на несколько секунд, но вы-то, если крутитесь первый раз, этого не знаете… Крики ужаса, дети, взрослые, все орут, а когда колесо опять трогается, раздается всеобщий дикий смех. Между нами говоря, американские развлечения диковаты…

— Особенно если выпить до этого бутылку водки…

— Ну не бутылку, не преувеличивайте, Эдуард Вениаминович…

— Ага, мистер Львовский! Изволили явиться? — Вайнштейн вышел из клетки замредактора и остановился у корректорского стола. — Скоро вы будете являться в редакцию только за чеком.

— Было бы весьма желательно являться только за чеком. Господин Вайнштейн, сколько раз я вас просил, не забывайте, пожалуйста, здороваться со мной, прежде чем вступать в беседу.

— Будь я на месте Моисея, вы бы у меня поговорили, Львовский…

— Слушайте, господин Вайнштейн, кончайте вашу демагогию, пожалуйста. Мы, корректоры, когда-нибудь задерживали выпуск газеты? Вы бы лучше навели порядок в типографии. Что там у вас творится, а? Вчера опять потеряли оригинал статьи… Пьете вы там, что ли?

— Слушайте, Львовский…

Но закончить фразу Вайнштейну не удалось. Вошел наш "босс" в шляпе, сером макинтоше и черных очках, с таким брезгливым и циничным выражением лица, словно он был главой синдиката "Мёрдер Инкорпорейтед" ("Платные убийства", англ.). За ним вошел тип в еврейском, любавичс-кой секты, наряде — пейсы из-под шляпы, борода.

— Здравствуйте, господа! Соломон Захарович, вы слышали сегодняшнее радио?

Соломон Захарович, вынув по такому случаю трубку изо рта, развернулся вместе со стулом.