10. Осмотреть еще пять пациентов, о которых нам написали на пейджер, пока мы составляли список задач.
11. Выполнить другие дела, которые появятся в течение дня.
12. Последнее, но самое важное: оказать помощь пациенту с остановкой сердца из палаты напротив, о котором нам только что сообщили по пейджеру.
(Собрание быстро завершается.)
Те два года предоставили мне много времени для размышлений, и, когда они завершились, мне нужно было определиться с выбором специальности. К концу срока я нашел для себя ответ: мне хотелось строить карьеру терапевта. Это был результат сочетания моих интуитивных предчувствий. Предчувствий, которые, вероятно, были очень сильны, если учесть, что до этого я ни разу не ступал на территорию клиники в качестве терапевта.
Врачи ночной смены обычно кажутся то ли мертвыми, то ли спящими.
Этим путем я и пошел, посвятив еще три года обучению терапии. Первые два года я каждые шесть месяцев обучался разным специальностям, а в течение третьего года работал только терапевтом в клинике. Последний год был необходим для того, чтобы я смог систематизировать навыки и убедиться, что я действительно могу работать терапевтом. За эти три года было множество незабываемых моментов. Моментов, которые многое напомнили мне о жизни и о том, как я хочу ее провести.
Напоминание 9:
Пока не добился результата, притворяйся, что это уже произошло.Статус: Первый год обучения. Педиатрия.
Когда хирург подносит скальпель к коже миссис Бленхайм, чтобы провести кесарево сечение, пациентка начинает осматривать оживленную операционную, ища успокоения в лицах опытных профессионалов вокруг себя. Ее взгляд останавливается на мне, дежурном педиатре, стоящем рядом с реанимационным местом для новорожденных. Педиатры присутствуют на большинстве кесаревых сечений, проводимых в нашей больнице, поскольку они принимают новорожденного и кладут его на маленький стол, оснащенный согревающей лампой, а также таким оборудованием, как кислородные маски (очевидно, совсем крошечные) и аспираторы. Когда миссис Бленхайм встречается со мной взглядом, я обнадеживающе ей улыбаюсь, однако внутри я ужасно напуган.
Все присутствующие знают, что я терапевт-стажер на педиатрической практике и что я хочу принять этого свеженького малыша из миссис Бленхайм. Однако они (и, конечно, миссис Бленхайм), возможно, не знают, что это первый младенец, которого мне предстоит принять. В сотый раз проверив оборудование под звуки разрезания живота миссис Бленхайм, я понимаю, что уже никогда не смогу вскрывать упаковку шарика моцареллы, как прежде. Я жду плача. Однако хирург извлекает что-то синее, мокрое и безжизненное. Не моргая, я наблюдаю за сценой, похожей на легендарную демонстрацию Симбы из «Короля Льва».
Он не плачет.
Мое сердце начинает биться в два раза чаще. Младенца передают мне.
Он не плачет.
Пожалуйста, плачь.
Не плачет.
Пожалуйста.
Тишина.
В первую очередь мне необходимо стимулировать дыхание этого мальчика путем растирания его теплыми полотенцами. До сих пор не могу понять, как сделать первый шаг. Не думаю, что я успел моргнуть, и я точно не выдыхал. Жесткий и искусственный свет, под которым он лежит, — полная противоположность младенцу. Я бросаю на пол полотенце, насквозь промокшее от амниотической жидкости, и начинаю растирать новорожденного новым сухим полотенцем.
Дыши, блин!
Пожалуйста! Господи, прошу!
Я смотрю на красный таймер передо мной: прошло уже 30 секунд. Я оцениваю тонус конечностей, дыхание, частоту сердечных сокращений. Все отсутствует. У меня ничего не получается. Я знаю, что меня поддерживает хирургическая бригада, но мне нужно, чтобы отец новорожденного не наблюдал за мной. Если его сын умрет, я не хочу, чтобы он это видел. Мне кажется, что время остановилось в этой операционной, где все с замиранием сердца ждут плача новорожденного.
Я помещаю его голову в нейтральную позицию и делаю в рот пять вдуваний через крошечную маску. На меня накатывает цунами облегчения. Он дышит. Я продолжаю стимуляцию, чтобы удостовериться, что все нормально. Он дышит. Я не могу оторвать от ребенка глаз. Он продолжает дышать. Он плачет.
Громко плачет!
Его сердце бьется, а мое запускается вновь. Младенец превращается из синего в розово-синего и, наконец, розового. Он продолжает дышать и плакать. Я тоже хочу разрыдаться, но беру себя в руки, заворачиваю новорожденного в чистые одеяла и отдаю акушерке. Она передает его сначала отцу, а затем матери. Все это напоминает какую-то странную эстафету. Пока миссис Бленхайм сшивают живот, они с мужем, новоиспеченные родители маленького мальчика, благодарят меня. Я улыбаюсь и говорю, что Макс — очень сильное имя. После этого я ухожу. Мои обязанности по растиранию детей на сегодня окончены.
Напоминание 10:
Делай все возможное, чтобы защитить любовь.Статус: Второй год обучения. Отделение неотложной помощи (снова).