Я выдыхаю. Никто не хочет, чтобы собеседник бросил трубку, но мне придется это сделать, если она не будет меня слушать. Сейчас четверг, 23:00, поэтому неудивительно, что я хотел бы быть где угодно, но только не здесь. Кроме того, отнюдь не драма разворачивается в полуразрушенном промышленном здании у черта на куличках, где располагается центр оказания медицинской помощи в неурочное время. Каждый раз, когда я добираюсь туда сначала на автобусе, а затем пешком, я боюсь, что меня ограбят, изобьют до потери сознания и засунут в мусорный бак. Ладно, это уже другая проблема. Вернемся к медицине…
С 18:00 до 08:00 человек, нуждающийся в консультации врача, но не находящийся в отделении неотложной помощи, может позвонить на номер 111. Сначала его обо всем расспросит специально обученный оператор, а потом при необходимости соединит со мной. Если, конечно, я в этот момент буду не в мусорном баке.
«Анатомия страсти»[16]
может позавидовать!Миссис Стокли в третий раз просит назначить ей антибиотики. Изо всех сил стараясь не показывать своего раздражения, я повторяю, что если у всех членов ее семьи насморк, чихание и дерьмовое общее самочувствие (это мои слова, не ее), то у них, скорее всего, простая инфекция верхних дыхательных путей, то есть простуда. Я повторяю ей это последние 20 минут. Даже мои слова о том, что они, безусловно, доживут до завтрашнего утра и смогут лицом к лицу встретиться с терапевтом, пролетают мимо ее ушей.
Четвертая просьба об антибиотиках раздается в трубке и влетает в мое изможденное ухо. Мое терпение лопнуло. Сжав кулаки, я объясняю миссис Стокли, что не буду назначать ей и ее родственникам антибиотики от простуды и что это окончательное решение. Я говорю, что ее близким следует поблагодарить меня за то, что я сокращаю их коллективный риск развития резистентности к важным антибиотикам широкого спектра. Если в будущем они серьезно заболеют и действительно будут нуждаться в них, чтобы не умереть от сепсиса и полиорганной недостаточности, эти антибиотики смогут спасти им жизнь. Я уже не говорю о необходимости контролировать уровень глобальной антибиотикорезистентности, чтобы предотвращать смерть других людей от сепсиса и полиорганной недостаточности. Да, миссис Стокли и ее родственникам нужно следить за признаками и симптомами более серьезных болезней, но пока им следует закупиться парацетамолом и пить чай с лимоном и медом, как всем остальным простуженным людям.
Возможно, я немного смягчил выражения, которые на самом деле использовал, но это посыл, который она должна была распознать между строк. Как только консультация с успехом завершается, я приступаю к следующей и опять начинаю объяснять, почему соответствие ожиданиям пациента не может, не должно и не будет являться статус-кво. После очередной консультации я ощущаю потребность подышать свежим воздухом. Разумеется, подальше от темных закоулков и мусорных баков.
Напоминание 15:
Боль всегда (обычно) утихает.Статус: Обучение окончено.
Какое счастье!
Три года специальной подготовки подошли к концу. Я преодолел 11-летний путь к началу своей карьеры и стал квалифицированным терапевтом. За эти годы я видел многое: любовь, ненависть, радость, горе, удивление, страх, наивность, разочарование, отчаяние, смирение, заблуждение, злость, торг, ностальгию, желание, благоговение, тепло и холод. Я почувствовал, что уже начал осознавать удивительную правду о работе терапевта: самое сложное обычно не касается медицины. Самое трудное — это грубые, нефильтрованные эмоции. Врач должен научиться ориентироваться в медицине среди них и постоянно следить за тем, чтобы медицина и эмоции не сталкивались. Во всех вышеупомянутых случаях я познавал профессию терапевта. Хотя значительную часть обучения я провел в больничной обстановке, все же догадывался, что общение не менее важно, чем знание медицины.
Они неразлучные друзья.
Уже в тот день, когда я оказался в хирургическом отделении в статусе младшего врача, я начал это замечать. Иногда это было более очевидно, иногда менее. Чем больше я наблюдал, тем больше начинал это понимать и ценить. Я, конечно, не самый умный врач. Шесть лет учебы в медицинской школе дались мне очень тяжело. Однако потом я понял, что у меня хорошо получается (по крайней мере, я на это надеюсь) распознавать человеческие эмоции. Думаю, мне часто удается сделать это раньше других и отреагировать таким образом, чтобы наладить связь с пациентом. Возможно, я обладаю эмоциональным интеллектом (который компенсирует отсутствие здравого смысла, как говорит Элис). Это вовсе не значит, что мои профессиональные решения лучше или хуже, чем у моих коллег. Скорее, меня отличает от них то, как я принимаю решения. Будь я брендом, это было бы моим уникальным торговым предложением.