Детективные романы и повести

— Чтобы отправили в школу-интернат?

— Да, но нельзя сказать, чтобы он к ней плохо относился. Просто его раздражали ее шалости. И мне казалось…

— Да?

— Мне казалось, что он немножко ревнует. Дело в том, что Каролина очень любила Анджелу. Пожалуй, Анджела стояла у нее на первом месте, а Эмису это не нравилось. Причины были, но мне не хотелось бы входить в подробности…

— Причиной служило то, — перебил его Пуаро, — что Каролина не могла простить себе поступок, от которого девочка сильно пострадала.

— О, вы уже знаете? Да, именно это. Казалось, ее все время мучила мысль, что она в неоплатном долгу перед ней.

— Анджеле хотелось ехать в интернат?

— Нет, она страшно рассердилась на Эмиса, и Каролина встала на ее сторону. Эмис, несмотря на свой вспыльчивый характер, был в общем сговорчив, но если уж он что-нибудь решил — кончено. Никто не мог его переупрямить.

— А когда именно Анджела должна была ехать в интернат?

— Осенью. К началу занятий. Если бы не разыгравшаяся трагедия, она уехала бы дня через два.

— А как реагировала на ее отъезд гувернантка? Ведь она таким образом теряла заработок.

— Да, конечно. Хотя маленькая Карла начинала уже учиться, но ей было только шесть лет. У нее была няня, и держать для нее мисс Уиллиамс не было смысла. Вот я и вспомнил ее имя. Конечно, ее звали мисс Уиллиамс. Как иногда неожиданно вспомнишь то, что казалось безнадежно забытым!

— Сейчас вы погрузились в прошлое. У вас перед глазами опять проходят лица, сцены, вам слышатся реплики.

— Да, — медленно проговорил Блейк, — но есть пробелы, громадные пробелы. Я помню, например, как потрясен я был, когда узнал, что Эмис намерен покинуть жену и ребенка, но кто именно сообщил мне об этом — он сам или Эльза, — не помню. Как сейчас, слышу свой спор с Эльзой на ту же тему, мои тщетные усилия убедить ее, что она играет некрасивую роль. Слышу, как она смеется и называет меня старомодным… Возможно, что я и старомоден, но ведь у Эмиса была семья — жена и ребенок.

— Мисс Грир считала такую точку зрения несовременной?

— Да. Хотя шестнадцать лет тому назад развод не был таким обычным делом, как теперь, Эльза стремилась быть во всем ультрасовременной.

— Она не сумела убедить вас?

— Мне все время казалось, что она твердит, как попугай, какие-то фразы, не понимая их смысла. Она старалась доказать, что если между супругами нет контакта — им следует разойтись. Надо признаться, что в своем эгоизме молодости она была очень привлекательна.

— А скажите, мистер Блейк, — после паузы спросил Пуаро, — у вас по-прежнему есть лаборатория?

— Нет, — резко ответил Мередит Блейк, и лицо его покраснело от волнения. — После того несчастья я покончил со своим хобби. Ведь, собственно, можно считать, что во всем виноват только я один.

— Ну что вы, мистер Блейк, не надо себя казнить.

— Как вы не понимаете! Ведь если бы не мои проклятые препараты, которыми я в тот вечер хвастался, может быть, ничего бы и не случилось. Я, слепой, безмозглый дурак, показал им кониин и даже прочел описание смерти Сократа. Меня это преследует и мучит до сих пор!

— На бутылке с кониином были обнаружены отпечатки пальцев? — спросил Пуаро.

Блейк произнес только одно слово:

— Ее.

— А ваши?

— Нет, я ведь не трогал бутылку, — только показал на нее.

— Но ведь когда-нибудь вы же брали ее в руки?

— О, конечно, но я часто перетирал всю посуду полотенцем, не доверяя слугам.

— Когда же Каролина Крэль отлила кониин из вашей бутылки?

— Она вышла из лаборатории последней. Я помню, что я ее окликнул, и она вышла торопливо, раскрасневшаяся, с широко открытыми глазами. Как сейчас, вижу ее.

— Вы разговаривали с ней в тот вечер об отношениях, создавшихся между нею и мужем?

— Да, позже. Она казалась мне очень расстроенной, и я, выбрав минуту, когда рядом никого не было, спросил: «В чем дело, дорогая? Что-нибудь нехорошо?» Она ответила: «Все нехорошо». Если бы вы слышали это отчаяние в ее голосе! «Все кончено, Мередит, для меня — все кончено».

Эркюль Пуаро ритмично кивал головой, как китайская кукла. -

— Клянусь! — повысив голос, сказал, почти крикнул, Мередит Блейк. — Клянусь, что Каролина говорила правду, когда она заявила на суде, что взяла яд для себя. Клянусь, что в эту минуту у нее не было мысли об убийстве. Эта мысль пришла позже.

— А вы уверены, что она вообще пришла, мистер Блейк?

Блейк посмотрел на него с удивлением.

— Простите, — сказал он, — я вас не понял.

— Вы уверены, вы твердо убеждены, что Каролина Крэль задумала и привела в исполнение убийство своего мужа?

У Мередита Блейка перехватило дыхание.

— Но если… не это, то что же? Несчастный случай?

— Не обязательно.

— Но тогда… странно…

— Разве? Ведь вы же сами назвали Каролину Крэль нежной и хрупкой. Разве нежная и хрупкая женщина способна совершить убийство?

— Не знаю. Я чувствовал, что она на это не способна. Но у них были очень крупные ссоры. И провокация была очень сильна… А при таких обстоятельствах женщина может. может убить.

— А вы верите версии о самоубийстве, мистер Блейк?

— Нет, не верю. Выдвинуть ее было необходимо, но она была совершенно неубедительной для всех, знавших Крэля.