Дети

На лице старого садовника установилось выражение надвигающейся большой катастрофы. На деда он смотрел с обвинением, как и все остальные, находящиеся в комнате. Деду это, в конце концов, надоело, и он решил улучшить настроение домочадцев. Встал и пригласил всех прокатиться по городу на санях, а по завершению прогулки пойти в кинематограф. Старый садовник отказался по причине боли в пояснице, а Филипп все же надеялся дождаться Эдит. Фрида облачилась в красивую свою шубу, подарок покойного господина Леви, Бумба чуть не лопался от радости. Ничего нет лучшего, чем путешествие с дедом! Через полчаса дом опустел. Старый садовник ушел к себе в комнату. Филипп пошел в кабинет покойного господина Леви, самый теплый и приятный из всех комнат. Сначала он уселся в одно из кожаных кресел и углубился в чтение газеты недельной давности, лежавшей до этого на столе. Несмотря на то, что газета устарела, напечатанное в ней приковало внимание Филиппа. Большими буквами на первой странице было набрано имя: Эмиль Рифке. Филипп не читал заметку, взгляд его был прикован к лицу Эмиля. И чем больше он всматривался, буквы имени увеличивались на глазах, росли и несли боль. Мысли его наполнились подозрением и страхом. Каждая буква увенчалась огромным вопросительным знаком. Почему Эдит именно сегодня поехала с Эрвином, хотя отлично знала, что он, Филипп, собирается провести с ней воскресный день, как это делает каждую неделю? Буквы имени на газетной странице плясали перед его очками, словно насмехаясь над ним. Никакое логическое объяснение поступка Эдит не приходило ему в голову. Со злостью он разорвал газету в клочки. Но и это решительное действо не успокоило его. Лишь стало ясно, что в жизни Эдит не все в порядке, особенно по отношению к нему.

Взгляд его встретился со стеклянными глазами тигра, лежащего шкурой на пустом кресле покойного хозяина. Тигр вперил в него острые стекляшки, обвиняющие его в слабости. Филипп резко выпрямился, словно защищаясь, и его охватило сильное желание пересесть в кресло покойного господина Леви, заставить тигра служить ему. Он огляделся по сторонам, не видит ли его кто-то. Безмолвие царило в кабинете. Филипп уселся, и вот уже тигр покоится на его коленях, сдавшийся и принадлежащий ему. Шкура придала ему тепло и силу. Настроение улучшилось. Уверенность вернулась к нему. Он сидел в кресле господина Леви, как бы захваченном им силой, и гладил тигриную шкуру. Кресло – его и тигр – его. Господин Леви передал ему все это. И Эдит – тоже. Она принадлежит ему по велению высших сил, и ничто не должно стоять преградой между ними. Ничто не в силах выдворить его из кабинета хозяина дома.

Шум, суматоха, визг вырывает Филиппа из его мечтаний. Ватага подростков остановилась у красного фонаря, и превращает вывеску в мишень для снежков.

Филипп все еще стоит у входа в свой дом и думает, куда идти дальше. Он ведь намеревался подняться в свою квартиру, позвонить в дом Леви и убедиться, что Эдит уже вернулась. Из дома Леви он сбежал в панике. После того, как он в отличном расположении духа посидел в кресле покрытом шкурой тигра, к нему неожиданно вернулось депрессивное состояние. Началось оно с орешника за окном кабинета, ветви которого начал сильно трясти ветер, и они начали биться в стекло, нервируя Филиппа. Он повернулся к окну и встретился взглядом с полными страдания глазами покойной госпожи Леви на портрете. В этот момент Эсперанто залился лаем за дверьми. Филипп открыл двери. Пес тут же очутился посреди комнаты, и начал сильно потряхивать головой, словно пытался сказать:

– Нет! Нет! Нет!