Дети ада

— А это зря, — возразил Рогожин. — Кроме доходов, нам необходимо доверие наших клиентов. Одних богачей обслуживать — это не слишком благородно, Тимофей Викторович!

— Я об этом не подумал, — согласился шеф.

— С Глобовым можно дела иметь — он надежный коммерсант, — сказал Иван. — Но под его «крылышко» вряд ли нам стоит прятаться.

— Я тоже так думаю, — кивнул Дегтярев.

Вечером позвонил Бобровников. Иван и Анна только что выкупали близнецов и смотрели информационную телепрограмму. Иван не любил, когда его отрывали. Это единственное, что он мог выдерживать по телевизору, потому что все остальное было чудовищно отвратительно и безобразно. «Третья власть» до того обнаглела, что просто издевалась с экрана над народом, рекламируя многомиллионные «Мерседесы», «Вольво», шоколад, сладости, даже витамины для кошек, а в это время сотни обнищавших людей рылись на помойках, в надежде что-нибудь найти съедобное. Возмущали и наглые нападки на русскую интеллигенцию, патриотов. Русским начисто отказывали в чувстве патриотизма, любви к Родине, национальном самоопределении. Обвиняли русских во всех грехах, начиная с 1917 года, но разве русские тогда делали «революцию»? Стоит лишь взглянуть на списки членов Совнаркома и ЦК, чтобы убедиться в обратном. Шла яростная кампания против всего русского, национального. Появился новый термин — «Гражданин Мира». Вот эти прославлялись, этим давались целые передачи. Даже у самых непредвзятых людей, слушая радио, видя телепередачи, читая газеты, возникало ощущение, что на студиях и в газетах просто нет ни одного русского журналиста! Разве могут русские так поливать грязью свой народ, своих героев, издеваться над традициями, культурой? Всех, кто на митингах и форумах ратовал за пробуждение самосознания русского народа, дружно обзывали шовинистами, националистами и фашистами. Это тех самых, которые мир спасли от Гитлера! Придумали еще одно грязное словечко — «красно-коричневые». Стоит появиться на политической арене какому-нибудь лидеру, защищающему русских, как тут же ему на голову выливались ушаты помоев! Любыми способами пытаются сразу же подорвать к нему интерес народа, самым подлым образом выискивают личные недостатки, клевещут, раздувают малейшую оговорку, неосторожное слово. И участвуют в травле буквально все средства массовой информации, за исключением редких русских газеток, которые почти не доходят до читателей. Их просто не распространяют. Можно купить лишь у энтузиастов на Невском у «Гостиного двора» и в подземных переходах метро.

На окраинах, в бывших советских республиках, идет гражданская война, убивают русских, травят, вынуждая покидать отчие дома. И все это мягко и осторожно называется телевидением и печатью возрождением самосознания якобы попранных советской властью национальных меньшинств!..

— Как твои делишки? — бодро зарокотал в трубку Александр Борисович. — Все живы-здоровы? У Ани все в порядке?

Иван сдержанно ответил. Ему почудились в голосе бывшего шефа виноватые или заискивающие нотки. Только зря — он, Иван, давно вычеркнул из своей жизни Лолу Ногину. И в эту встречу с ними на Невском ничего не шевельнулось в нем. Лола по-прежнему была фигуриста, эффектна, может, малость раздалась вширь. Зад у нее явно стал неприлично тяжеловат, но многим это нравится. И Александр Борисович не исключение.

— Иван, у меня большие перемены: на днях уезжаю в Хельсинки.

— С Лолой? — не выдержал и брякнул Иван. И мысленно ругнул себя: хорош детектив! Нужно больше слушать и меньше говорить — вот золотое правило сыщика.

— Тебе Глобов сообщил? — озадаченно спросил Александр Борисович.

— Я вас на Невском видел, — признался Иван: сказал «а», говори и «б».

— Ее покровитель Мартин Карвалайно скоропостижно скончался от сердечного приступа и все свое богатое хозяйство оставил Лоле. Наследников у него нет, так что никаких осложнений. А завещание он еще зимой на нее оформил. В общем, Лола прибрала под конец его к рукам...

— Точнее, его состояние, — вставил Рогожин.

— Я же говорю — она деловая баба!

— Ну, а ты тут при чем?

— Я женюсь на Лоле, — помолчав, смущенно сообщил приятель. — Она сама меня здесь разыскала... Ей нужен управляющий, короче, толковый финансист.

— На ком ты женишься, Саша: на ней, или на наследстве почившего в бозе финна?

Иван понимал, что он несправедлив: какое его дело, почему женится Бобровников? Неужели шевельнулась глубоко спрятанная ревность? Вряд ли. Лола для него не существует — не ревновал же ее к финну? Скорее всего его возмущает поведение приятеля: как можно жениться на богатой дурочке? Ведь Александр — умный мужик... А может, потому и женится, что умный? В нем, Рогожине, все еще живет комсомольско-советская мораль, мол, брак по расчету — это безнравственно. А у посидевшего в тюрьме Бобровникова другая мораль, современная...

— Вот он, русский человек! — рассмеялся Александр Борисович. — У него всегда на первом месте совесть, нравственность.

— А ты разве не русский?

— У меня дедушка был еврей. По паспорту-то я, конечно, русский.