Дети ада

Мимо меня по заасфальтированной дороге проносились машины. Грузовые и легковые. Машины исчезали вдали, а запах бензина оставался. Иногда возле меня водители притормаживали, предлагали подвезти, я благодарил и шел дальше. В кустах, тянувшихся вдоль дороги, трещали птицы. Над лесом плыли желтые кучные облака. Иногда облако закрывало солнце, и мир становился сумрачным. Откуда-то выпархивал ветер, шумел в соснах, шевелил кусты. Но солнце скоро пробивалось сквозь облако и снова асфальт лоснился, плавился. А ветер поскорее прятался в лесу. Навстречу мне попадались колхозники с косами, женщины с подойниками и граблями. Пора сенокоса. В эту пору трава пахнет по-особенному. Запахи моего детства... Я слышал вжиканье кос на пойменных лугах, смех женщин. Видел, как над кустами поднимались стога. И меня вдруг потянуло сбросить вещмешок, снять рубашку и взять в руки грабли или косу. Я свернул с дороги на луг. Загорелый плечистый мужик окинул меня оценивающим взглядом, протянул с поднимающегося стога вилы. Я стал подавать ему сено. Одонок рос, все труднее становилось удерживать над головой огромные охапки сена. Труха сыпалась мне за ворот, кусалась. Я разделся до пояса и плечи мои ощутили горячее дыхание солнца. Мужик был неразговорчивый, он молча руками принимал сено, бросал под ноги и уминал по кругу. Жена его, надвинув на лоб выгоревший платок, подгребала граблями сено с другой стороны.

Потом мы обедали. Я ел деревенский хлеб, испеченный на поду с капустными листьями, пил парное молоко. И я чувствовал себя в этой работящей молчаливой семье своим человеком. Одонок мы закончили. Когда я уходил, мужик подал мне свою тяжелую руку, скупо улыбнулся:

— Я думал, в армии вы отвыкли от нашей работы...

— Ну и как? Гожусь вам в помощники?

— Кость у тебя, летун, мужицкая...

И снова я шагаю вдоль шоссе. Чувствую во всем теле приятную усталость. Мимо проносятся машины. Чем ближе к станции, тем их больше. Солнце припекает, но я не надеваю фуражку. Вон впереди речушка, смочу волосы и сразу станет прохладно. Вода темная и я отчетливо вижу себя: лицо загорело, светлые глаза немного усталые, в русых волосах — сенная труха. Невеселое лицо. Почему не улыбаешься, Ваня?

Так и не получил я письмо из Великих Лук от Ленки. Три лишних дня торчал в части, а письмо так и не пришло. Родом Ленка тоже из Ленинграда, а учиться уехала в другой город, там легче поступить. Вообще-то ей очень не хотелось уезжать из Ленинграда, а потом привыкла и в письмах писала о Великих Луках с симпатией. Город современный, летом весь в зелени. Посередине протекает древняя река Ловать, по которой еще плавали варяги к грекам. Ленка выращивает на опытном поле гречиху. Пускай выращивает, а то гречневой крупы в магазинах давно уже не бывает. Лишь по заказам изредка выдают. Эх, Ленка! Почему ты мне не ответила? Я так ждал твоего письма. И город Великие Луки хотелось бы мне посмотреть. Особенно старинную реку Ловать. В школе я тоже что-то слышал про водный путь из варяг в греки...

Мне не хотелось думать о Ленке плохо. Впервые я ее увидел в Исаакиевском соборе. Два года назад. Меня вдруг потянуло посмотреть на Ленинград с высоты птичьего полета. Это было в последний день моего летнего отпуска. Вместе с группой я поднялся на самый верх. Экскурсовод что-то рассказывал об архитектуре собора, а я смотрел на город. Прямой, как луч, Невский, Дворцовая площадь, Казанский собор, набережная Лейтенанта Шмидта. Прекрасен Ленинград, что и говорить! Отсюда я увидел и теткин дом с красной крышей, Марсово Поле... А потом я увидел Ленку. Она тоже не слушала экскурсовода. Высокая, стройная, с огненной копной рыжих волос на голове. Большие серые глаза немного грустные. Она была в джинсах и белой рубашке с закатанными рукавами. Руки тонкие, пальцы с маникюром длинные. Девушка смотрела с верхотуры на город, будто прощалась с ним. Мне это было понятно. Вот бывает так: случайно встречаются в большом городе два человека и думают об одном и том же. Потом я у Ленки спрашивал, что она тогда чувствовала? На смотровой площадке? Оказалось, то же, что и я.

— Уезжаете? — помнится, спросил я. — Прощаетесь с Ленинградом?

— Утром отчаливаю, — вздохнула она.

Я тоже уезжал утром, только в другую сторону.

Мы спустились с Ленкой вниз. Молча прошли один квартал, другой. Не очень-то я умею развлекать девушек, причем малознакомых. Боялся неосторожным словом спугнуть то хорошее, что почувствовал к этой девушке, симпатичной и не воображале. Понравится мне девушка, и я иду с ней и молчу, как истукан. Она уйдет, а я только тогда вспомню, что даже телефон забыл спросить. Я думал об этой девчонке в джинсах, мысленно наделял ее всеми земными добродетелями. Люди, которые нравятся друг другу, обязательно приукрашивают один другого. И, по-моему, это очень хорошо. Если будешь думать о близком человеке хорошо, то он обязательно станет лучше. Человек стремится к идеалу. А идеал выдумал человек.