Дети ада

На Потемкинской улице, напротив военного училища, маршируют курсанты. Лейтенант четко отдает команды: «Нап-ра-во! На-ле-во! Ша-агом марш!» Курсанты четко выполняют все команды. Слаженно звучат их шаги. Чуть позади взвода в ногу с курсантами шагают два парнишки. Они тоже выполняют все команды. Их сосредоточенные лица серьезны.

Курсанты на них не обращают внимания; правда, молодой, подтянутый лейтенант нет-нет, и бросит на них недовольный взгляд, но помалкивает.

«Кру-гом! — поет лейтенант. — Ша-гом марш! Взвод, стой! Раз-два!»

Вместе с курсантами так же четко и без ошибок замирают и мальчики. И глаза их преданно устремлены на лейтенанта. А тот специально остановил взвод, чтобы прогнать мальчишек, но, увидев их серьезные лица, восторженно глядящие на него глаза, улыбнулся и продолжил строевые занятия.

МЕТАМОРФОЗА

Попасть к нему на прием было не так-то просто: сначала нужно было созвониться с секретаршей, она назначала время, а он, случалось, в этот день вообще отсутствовал. У него была персональная «Волга» с антеннами, просторный кабинет с тремя телефонами. Улыбался очень редко, держался с большим достоинством, люди перед ним робели. Если он кого-то из сотрудников возглавляемого им учреждения подвозил на служебной машине, то в кабинете повисала напряженная тишина: сотрудник первым не решался заговорить, а шеф сидел молча, погруженный в глубокую задумчивость.

Сотрудники старались с ним не ездить.

Случилось так, что его понизили, причем значительно, хотя он и остался в этом же учреждении. На персональной машине стал ездить другой начальник, а он — на общественном транспорте, как и все прочие. И неожиданно для сослуживцев открылись совсем незнакомые стороны его характера: он оказался весьма веселым, отзывчивым человеком, который любил на досуге поговорить, пошутить...

— Вы знаете, общественный транспорт у нас работает прекрасно, — с юмором разглагольствовал он в столовой в обеденный перерыв. — А вообще, лучше на работу пешком ходить... Вы представляете, только за последний месяц я сбросил шесть килограммов!..

Встречаясь с сослуживцами, он еще издали широко улыбался, разводил в стороны руки, будто хотел обнять. Увидев сотрудников в коридоре, он устремлялся к ним, стал за компанию курить и рассказывать анекдоты, вместе с ними ругал заведующего отделом, влепившего ни за что, ни про что одному из них выговор.

Дома он говорил жене:

— Пять лет я руководил институтом и, оказывается, совсем не знал своих сотрудников!

— А теперь узнал? — жена отнюдь не разделяла его оптимизма. Ей было жалко машины, на которой она разъезжала, как на своей, пайков, которые получала в спецмагазине.

— Очень интересные люди, — с подъемом говорил он. — Лидий из отдела научной информации знаешь, что вчера мне сказал?

Жена молчала.

— Говорит, что я совсем неплохой парень! — радостно выпалил муж.

— Лучше бы, дорогой, ты был хорошим руководителем, — вздохнула жена. — Скоро дачный сезон... Кто теперь отвезет в Сестрорецк вещи и детей?

— Не переживай, — рассмеялся муж. — У нас и казенную дачу отобрали. В ней будет жить новый наш директор.

— Сходи за кефиром, «хороший парень!» — с презрением произнесла жена.

ЭКСПРЕСС

На Московский вокзал с запасных путей вместо пригородного состава подали экспресс с мягкими вагонами. Диктор объявила по радио посадку. Недоумевающие пассажиры, в большинстве своем провинциалы с котулями и сумками, стали заходить в вагоны. На полу ковровые дорожки, никелированные ручки, шелковые занавески на окнах, на мягких бархатных диванах — льняные покрывала с надписью «МПС».

Люди заглядывали в пустые купе и осторожно закрывали двери. Основная масса пассажиров расположилась в проходе. И так многие простояли все три— четыре часа до конечной станции Бологое.

Дело в том, что билеты были взяты в жесткий, пригородный, а подали мягкий экспресс.

БРИГАДИР

Его зычный прокуренный голос с утра до вечера раздается в гулких сводах скотника на молочной ферме. Бригадир шумлив, груб, не стесняется в выражениях. Доярки и телятницы привыкли к его ругани и не обращают внимания. Изредка кто-нибудь огрызнется.

— Марфа! — орет бригадир. — Погляди, туды твою... где ты вилы оставила? Хочешь, чтобы теленок на них напоролся?!

— Уймись, горлопан, — добродушно отмахивается Марфа и убирает из клетушки вилы.

— Чертовы бабы! — гремит бригадир. — Нет с ними никакого сладу! Марфа, туды твою... корова на ведро наступила! Куды смотрела, раззява?!

Вечером после работы бригадир по какому-то делу пришел к Марфе домой. В сенях долго возил подошвами сапог по половичку, войдя в избу, стащил с головы шапку, поклонился хозяйке.

— Марфа Ивановна, вечер добрый, — вежливо приветствовал он хозяйку, которую не один раз нынче обложил на ферме. — Вроде бы на дворе-то проясняет... Даст бог, завтра будет ведро.

— Проходи, Семен Васильевич, — любезно приглашает хозяйка. — Присаживайся к столу, чай пить будем.