Дети ада

На террасе, возвышаясь над очередью, с самого края сидят в плетеных креслах два парня. Оба в потертых на коленях джинсах и одинаковых безрукавках с улыбающимся Челентано в соломенной шляпе на груди. Они уже давно пообедали, официантка все убрала со стола, перед ними лишь два стакана и пустая бутылка из-под пива. Лениво перебрасываясь словами и дымя сигаретами, парни сверху вниз равнодушно смотрят на млеющую на солнце толпу. А им не жарко тут в тени полосатого тента, они развалились в креслах, вытянули в проходе длинные ноги, мешая официантам проходить с подносами и скалят себе зубы.

Пустая зеленоватая бутылка пускает яркие зайчики в глаза стоящим в очереди, синеватый сигаретный дым колышется у самого лица, а веселый Челентано в соломенной шляпе на их безрукавках демонстрирует большие белые зубы.

СТОЛБИК С ГЛАЗКАМИ

Длинноволосая высокая стройная девушка в джинсах и узкой кофточке, обтягивающей маленькую грудь, смело переступает порог директорского кабинета.

— Я закончила в этом году Технологический и направлена к вам на работу, — чуть растягивая окончания слов, бойко рапортует она.

Пожилой грузный директор с мешками под глазами вертит в руках новенький синий диплом, с гербом на корочке, направление, потом поднимает глаза на новоиспеченную выпускницу. И в глазах у него — равнодушие и разочарование.

— Где бы вы хотели у нас на заводе работать? — спрашивает он.

Девушка хлопает длинными, обработанными тушью, ресницами, подведенные синим карандашом глаза вопросительно смотрят на директора.

— Я — инженер, — с гордостью произносит она. — Дипломированный.

— А что вы умеете делать?

— Ничего, — с ослепительной улыбкой отвечает она. — Если вам инженеры не нужны, то отпустите меня, пожалуйста, домой...

— Где же ваш дом?

— В Ленинграде...

Директор пишет шариковой ручкой резолюцию, размашисто подписывается и говорит:

— И рад бы, милочка, но не имею права, три года поработаете в нашей Тьмутаракани... В отдел кадров!

— Три года! — в ужасе закатывает красивые глаза девушка. — Это же вечность!

Она выходит, а директор сокрушенно вздыхает.

— Еще один Столбик с глазками... Огород мне из них городить, что ли?

НАШ ДИРЕКТОР

У пивного ларька после работы двое тянут из кружек пенистое свежее пиво. Настроение у них хорошее, как это часто бывает у питейных заведений, быстро разговорились:

Первый. Хорошо пивко-то нынче, а?

Второй. Только привезли, чешское...

Первый. (Внезапно мрачнеет, очевидно, что-то вспомнил). Эх, ну и директор же у нас шляпа! Круглый дурак. Ну, как можно такому чурке доверять руководство целым заводом? Ему любой проходимец очки вотрет! Из-под носа воруют дефицитные материалы, а он и в ус не дует! Сидит себе в кабинете и бумажки подписывает, а что у него делается в цехах ни черта не знает!.. Одним словом, дурак и уши холодные!

— Он вас чем-то обидел? — интересуется Второй.

— Ему обидеть человека — раз плюнуть! Хам, невежа...

— А я был об Иване Петровиче лучшего мнения, — спокойно замечает Второй. — Он мой свояк.

Первый какое-то мгновение ошеломленно смотрит на него, потом одним махом выпивает пиво и отводит поскучневшие глаза в сторону.

— Послушайте, вы ему, пожалуйста, не говорите, что я его критиковал, — тусклым голосом произносит Первый. — Он все равно умнее не станет, а меня живьем сожрет без соли... — поворачивается и решительно направляется прочь, даже не прикоснувшись ко второй кружке.

— Вы же пиво не допили, товарищ! — говорит ему вслед Второй. — Целую кружку!

— Да-а, кислятина... — бурчит под нос Первый и уходит, не оглядываясь.

У ВОЕНКОМАТА

Пасмурный осенний день. Серые облака низко плывут над райцентром. Во дворе военкомата большое оживление: матери, девушки, друзья окружили одетых в поношенное новобранцев, прощаются. На бревнах у забора сидит парень и, наклонив наголо стриженую голову, наяривает фокстрот на гармошке: несколько пар лениво танцуют. Дождик с ветром то припустит, то затихнет. Слышатся веселые голоса, смех — это где молодежь. Матери угощают сыновей из принесенных узелков домашней снедью, глаза у них заплаканные. Отцы курят в сторонке, перебрасываются словами. У некоторых на отворотах пиджаков поблескивают ордена и медали.

Бросается в глаза закутанная в пуховый платок пожилая крупная женщина с толстыми ногами в валенках с резиновыми галошами. Она сует худенькому остролицему пареньку в джинсовой куртке домашнюю колбасу, сваренные яйца, круглый хлебец. Все разложено на чистой белой тряпице.

— Закуси, Петенька! — слезливо упрашивает она. — В армии такой колбаски не попробуешь...

Петенька хмурится, отворачивается и с тоской поглядывает на молодежь, что пляшет русского под гармонь. Особенно это хорошо получается у юноши в сбитой на затылок кубанке.

— На кого же ты меня, родимый, покидаешь? — громко всхлипывает женщина. — Как я тут без тебя, мой кормилец? Изведусь ведь вся-я...

Подтянутый прапорщик в зеленом плаще и мокрой фуражке, улыбается и бодро говорит:

— Не на век же провожаешь своего сына, мамаша! Через два года как миленький вернется!