Дети ада

— Кабы сынка-а! — белугой ревет женщина в пуховом платке и глыбой повисает на тощем пареньке. — Муж это мой ненаглядный Петенька-а-а...

ОЧЕНЬ КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ

                                 МЕСТЬ

Федор Константинович очень любил молодежь, стоит в праздник прийти к его взрослым сыновьям гостям, он тут же охотно присоединяется к ним и, выпив за компанию две рюмки, — больше он в рот не брал — заводил долгие разговоры о жизни, политике, новостях. Знал он многое, но молодым людям хотелось поговорить и о своих делах, а Федор Константинович, сев на любимого конька, уже не мог сам остановиться.

Как-то пришли сыновья вечером из кино с девушками. Отец — он уже спать собирался — выскочил из своей комнаты — и бегом в ванную, где в стакане с водой он всегда на ночь розовую вставную челюсть оставлял. Но Татьяна Андреевна — жена его — на этот раз упредила: еще раньше, когда дверь сыновьям и девушкам открывала, взяла, да и спрятала подальше стакан с челюстью.

— Познакомься, папа... — представили своих смущающихся девушек сыновья.

Федор Константинович молча с достоинством кивнул и с кислой миной скорее в спальню.

А жена отвернулась к стене и давится от смеха: вот отомстила, так уже отомстила! Без вставной челюсти ее говорливый муж и двух слов прошепелявить не может.

                                 ДЕРЖИСЬ, ПАПАХА!

Получив от командира полка на первом году службы за самоволку пятнадцать суток ареста на гауптвахте зеленый новобранец тешил себя сладкой мыслью, что, демобилизовавшись и вернувшись в Ленинград, он скажет в автобусе первому попавшемуся полковнику: «Эй, Папаха, оторви мне билетик!» И протянет пятачок.

Через три года, вернувшись домой, подтянутый, широкоплечий молодой человек, при встрече на улице со старым офицером, все время ловил себя на желании энергично вскинуть руку к виску и пройти мимо строевым шагом...

                                 ОХОТНИК

В месяц раз Иван Петрович Коновалов с личным шофером в субботу выезжал за город на охоту. По натуре он был медлительный, явно склонный к полноте человек. Аппетит у него был отменный, он и в машине всегда чего-нибудь жевал. Ружье имел лучшей марки, да и все справное охотничье снаряжение вызывало зависть у других охотников.

В «газике» он устраивался рядом с шофером, клал разряженную двустволку на колени и, откинувшись на сидении... сладко засыпал... Коновалов любил не только поесть, а и поспать.

— Иван Петрович! — вежливо толкал его в бок шофер. — Вижу куропаток на обочине.

— Сколько? — не открывая глаз, сонным голосом спрашивал Коновалов.

— Две штуки!

— Поехали дальше, будет больше. — И снова засыпал.

Через несколько километров по лесной дороге.

— Иван Петрович, заяц! — будил шофер.

— Из машины попаду? — открывал один глаз Коновалов.

— Лучше бы, конечно, вылезть...

— А что заяц? Стоит или сидит?

— Убежал заяц... — вздыхал шофер, трогая машину.

— Ты осторожнее на ухабинах, — зевал начальник и снова закрывал глаза.

А в понедельник на работе делился с коллегами:

— Отлично я выспался... то есть поохотился в этот выходной: две куропатки, заяц!..

                                 ГАРДЕРОБЩИК

В научно-исследовательский институт назначили нового директора. Сотрудники обсуждали это важное событие. Докатилась весть и до раздевалки.

— Новый директор? — заинтересовались у гардеробщика. — Каков он из себя?

— Высокий, седовласый, нос с горбинкой...

— Что он носит? Пальто-реглан? У него какой зонтик?

— Обыкновенный...

— Покажите, пожалуйста, его пальто! — попросил гардеробщик.

Гардеробщикам одежда человека может гораздо больше сказать о нем, чем его внешний вид.

                                 СКРОМНЯГА

Супружеская чета возвратилась домой с вечеринки, на которой чествовали коллегу мужа, на днях ставшего доцентом.

— И этот тебя, Вася, обскакал! — упрекнула мужа расстроенная жена. — Подумать только, Петров теперь доцент! Ты же сам говорил, что он бездарь и тебе в рот смотрит? Петров доцент, а мой муж — все еще старший преподаватель! Все, все тебя обошли...

Муж разводил руками, вздыхал, мол, видно, не судьба, ничего не поделаешь...

А потом жена случайно узнала, что ее скромняга Вася уже два года доцент, а вот зарплату домой по-прежнему приносил, как старший преподаватель.

                                 КРЕМЕНЬ

Костя Балалайкин мог выпить сколько угодно и держаться на ногах. И речь его не становилась невнятной. На свадьбах он последним вставал из-за стола, когда уже все подчистую было выпито. Не шатался, не пел песен. И не верил, что другие в пьяном виде совершенно теряют голову, считал, что притворяются. Правда, нос его постепенно приобрел морковный цвет и лоснился. Иногда за столом он вынимал пудреницу и пуховкой припудривал его. У него была любимая присказка: «Не тот, кто под столом валяется, но вылез и выпил стакан, а тот, кто под столом остался — вот кто воистину был пьян!»

Очевидцы рассказывали, как Балалайкин однажды на спор, зажав пальцем одну ноздрю, другой выпил целый стакан водки и ничего, не опьянел...

Накрошить в тарелку хлеб, вылить туда поллитру водки и выхлебать ложкой «тюрю», как Костя называл это дьявольское месиво, ему вообще ничего не стоило. Когда его просили, он охотно это делал. Водка была, естественно, за счет спорщика.