Дети Антарктиды. На севере

— Она не моя бабенка, — возразил Матвей, ядовито подчеркнув последнее слово, взбесившее его. Он с упреком посмотрел на Юдичева.

— Как скажешь, собиратель. — Руки Юдичева поднялись в жесте «сдаюсь». — Не твоя, так не твоя.

Матвей предпочел забыть последнее сказанное язвительным языком Максима и, посмотрев в сторону дальнейшего пути, произнес:

— Так уж сложилось, что и ты часть этой компашки, Юдичев. Помогаешь остальным, и взамен помогают тебе.

— Хочешь сказать, окажись я на месте вот этого рыжебородого, ты меня вот так бы тащил за собой все эти километры?

— Ну разумеется, — кивнул Матвей.

— Ха. — В густой каштановой бороде промелькнула саркастичная ухмылка. Он взял за руку Лейгура и, тужась, поднял его за руку. Матвей поспешил помочь.

— Конечно, — добавил Максим к сказанному, — потащил бы, как же…

И вновь посыпались причитания, которые в очередной раз Матвей, теперь уже со знанием дела и не пытался слушать.

Они отыскали местечко недалеко от трассы, среди плотно стоящих друг к другу деревьев, которые хоть и частично, но должны были уберечь от ветра. Расчистили снег и на месте будущего укрытия стали в потемках искать тяжелые и длинные палки, коих, к счастью, в округе оказалось большое множество. Собрав достаточное их количество свалили в кучу и наспех соорудили простенький навес, сложив жерди с палками в форме вигвама, предварительно закрепив их шнурком от ботинка (для этого Матвей воспользовался тем, которым Арина закрепила консервную банку) к опорному шесту в центре конструкции. Потом Матвей, потратив последние силы, срубил несколько веток елей при помощи топорика, и утеплил ими стенки их пускай и убогого, но хоть какого-то временного жилища.

Втроем они едва умещались внутри. Разумеется, больше всего место занимал Лейгур, когда как Матвею и Максиму приходилось ютиться у самого входа навеса, греясь теплом своих тел и разведенного подле костра.

Ночь наступила почти незаметно.

— Я уже сбился со счета, который это день, — потирая руки, проговорил Юдичев. — Как по мне, так мы от моего «Тумана» лет десять назад отошли, и до сих пор в этом треклятом лесу блуждаем.

— Туман? — переспросил Матвей и потянулся к винтовке для проверки магазина.

— Это имечко такое у моего корабля. Туман. Прочитал как-то в одной книжке, вот и понравилось. — Он как следует высморкался и втянул ноздрями холодный воздух. — Эх, бедный мой кораблик. Столько лет на нем проплавать, и на тебе…

Некоторое время молчали. Тело изнывало от боли, страшно хотелось спать, да только вот сон никак не являлся, что к Матвею, что к Юдичеву.

— Спасибо тебе, — произнес Матвей, считая оставшиеся патроны. Всего пять штук. Таким количеством мерзляка вроде потрошителя разве только ранить, убить вряд ли получиться.

— Спасибо? Это за что это?

— За помощь с Лейгуром. Я, честно признаться, был о тебе совершенно иного мнения. — Щелкнул вставленный в приёмник магазин.

Юдичев хмыкнул.

— Ты слишком тороплив в своих выводах, собиратель. Поверь мне, я в благородства не играю, и согласился тащить эту рыжую детину лишь из-за его навыков, которые нас уже не раз выручали. Он же не сдох, рано или поздно очнется, значит и польза от него будет. В противном случае хрен бы я на него потратил бы хоть толику собственных усилий. Вот если б с тобой случилось нечто похожее, я бы и тебя потащил, лишь бы твои знания собирателя помогли мне протянуть подольше.

— Не верю я тебе.

— Что я тебя потащил бы? Да потащил бы, потащил…

— Нет, я не об этом. — Матвей чуть отодвинулся, огораживаясь от него. Вся та малая симпатия к этому человеку, вдруг образовавшаяся в его сердце, резко растворилась, превратившись в неприязнь. — Не верю я, что после всего, через что мы все прошли, тебя заботит только сохранность собственной шкуры.

Юдичев не сразу, но ответил:

— Забота о собственной шкуре и безразличие к другим помогло и помогает мне до сих продолжать дышать, Беляев. Когда-нибудь ты, возможно, сам это поймешь и перестанешь разыгрывать из себя благородного рыцаря, стремящегося спасти все и сразу. Поверь мне, кроме боли и страданий тебе это ничего не принесет.

— Боль хотя бы делает меня живым, а вот ты-то, ты — живой?

Серые глаза Юдичева сверкнули отражением пламени. Он смотрел прямо на Матвея, и ум капитана словно прощупывал чем бы возразить, пока позади не послышался голос. Оба они резко обернулись в сторону Лейгура, ставшего в бреду бормотать нечто на родном ему исландском. Из всего сказанного Матвей смог различить лишь услышанное им прежде имя Сольвейг.

— Кажись, наш рыжий друг понемногу приходит в себя, — произнес Юдичев и который раз за день лягнул его в бедро, на этот раз кулаком.

— Заканчивай уже его колотить.

Матвей еще раз проверил повязку на голове пострадавшего. Пришлось заново промыть рану и наложить свежую повязку, последнюю в его рюкзаке. Пока он все это проделывал, Юдичев незаметно от него задремал возле костра в сидячей позе.

«Стало быть, первое дежурство на мне, заключил про себя собиратель».

В утренних потёмках Матвей растолкал Юдичева.

— Пора идти дальше. — Он поднес к догорающим языкам пламени озябшие за ночь руки.