Дети гарнизона

Такого хохота от него она не ожидала. Раскатистый и заводной, придал вечеринке недостававшего веселья… Потом снова воцарилось тягостное молчание. "Господи, чем бы занять его?" – нервно думала Ленка.

– А слышал ты что-нибудь о кладах?

– Конкретно о кладах – нет, – изумился Кот. – Давай поподробнее с этого места.

– Ну, есть одна легенда, про историю моего рода, мое наследство может быть! Золото-брильянты! И дворец генеральский – его вообще обратно отмутить можно?

– Так-так… – заинтерессовался бригадир. – Давай конкретнее.

– Пожалуйста! – она поднялась, сходила за потертой бабушкиной тетрадью и развернула ее перед ним.

– Надо с братвой посоветоваться, – Крот рассматривал желтые страницы. – Написано мудрено. По-нашему, не по-нашему? А ну, давай, Ленка, почитай вот отсюдова.

– Пожалуйста, – оживилась она, – моей бабушки тетрадку с любого места читать интересно!

С этой наивной, по-детски доверчивой мыслью, что бабушкин дневник будет интересен каждому встречному-поперечному, сумеет ловко заполнить те паузы, когда с собеседником, в общем-то, не о чем и говорить, приступила она к чтению.

«Шлецка, бессарабский выходец, как из тумана выплыл.

– Как счастье твое молодецкое?

– Говори, что надо, – прервал Петр. При последних лучах заходящего солнца в заросли англицких посадок его заманили; не церемонился Петр, зная, что в потемках прибавляется у Шлецки колдовская сила. – Пан Шлецка, вы пришли получить с меня долг? Я готов, заработал за это время около шести рублей серебром. Обьявите, сколько я должен, и покончим с этим».

– Так-так, – внимательно слушал Крот. – Пошли старинные предъявы? Нам тоже недавно одни хотели предьяву слепить. А мы опустили их – фух! Ниже плинтуса. Поняла, да? Ладно, давай дальше.

«Ну раз ты перешел к делу, то вот что я тебе скажу, Каменный кулак, – снова читала тетрадку Лена, – Много я сделал для тебя. Если бы не я – не видать тебе ни любви, ни воли. Вот и ты послужи мне. Гроши твои мне не нужны, но в одном ты прав: мне нужен ты, бесстрашие твое и сила твоя молодецкая. Выходи ночью в степь, где расходятся три дороги. Полезен будешь – сам обогатишься.

Поехали на военном возке по глухой кипчакской степи, вспугивая сонных тарханских дроф с курганных насестов. Вечно наподдавшись «поповки» для храбрости гарнизонный капитан Крыжановский, Шлецка Ильевич и Петр. И вскрывали древние курганы. Да только каркали вослед вороны, словно предупреждали. Найдут большой подходящий, разобьют или свалят в ночную пыль могильную бабу-берегиню, срубят землю с навершия до могильной плиты, разобьют плиту пудовым молотом и грабят в потемках, распугивая тени курганных духов керосиновой лампой.

Петруха весь в сомнениях: не богоугодное это дело – могилы грабить! Да куда уж там-капитан приказал, Шлецка клятвой пригрозил – и айда кувалдой, где наша не пропадала…Осквернялись курганы. Вывалив второпях в степную пыль древние костяные останки, выуживали из земного плена чужие богатства.

Огрубела Петрова душа. Но как ни пытала любимая, как ни плакала, предчувствуя худое, не признавался Петр. Думал: моя тайна – моя вина, тебя не предам, не скривжу, сам буду в ответе за все. Не ведал удалой молодец: по большой любви по страшному заклятию вместе им ответ держать…»

– Классный бизнес чуваки замутили, – коротко хохотнул Костя, почмокав губами, глаза его жадно блеснули. – Сейчас золото курганное крутых бабок стоит. А про брюлики когда?

– Вот ты, Костя, нетерпеливый, – Лена отвлеклась от чтения, погладила его ручищу. – Ты не перебивай, ты слушай!

– Давай, классно написано, – Крот неумело чмокнул ее в ручку.

«Так текли чередой дни. Ветераны заканчивали садить графский парк, утепляли мешковиной на зиму чудесные деревья. Готовились к путешествию в Москву барин с барыней. Каторжники достроили маяк, генеральский замок, заканчивали постройку православной церкви. Многие поженились и осели, и только Петр ждал удобного случая испросить у генерала разрешения на женитьбу с Еленой.

Отъезд графа в столицу был назначен через несколько дней, и Петр наконец решился довериться барыне, излить ей, женщине романтической и сердобольной, свою влюбленную в Оленку душу. Не раз с любимой репетировали эту такую важную для них сцену. «Не робей, – поддерживала его Оленка, – барыня часто садом променад делать любит, я буду рядом, и тогда ты кидайся ей в ноги, проси у барыни благословения на наш брак. Я вместе с тобой буду молить ее на коленях».

Вот тут бы и счастливый конец, но сложилось все по-другому!

Встретился Шлецка на закате. Поджидал, а как увидел – ручкой своей подовой поманил снова в заросли англицких посадок…»

– Вот козел, замочил бы гада! – свирепея, прошипел Крот, не сводя глаз с пожелтелых, сморщенных листов бумаги.

« – Как счастье твое молодецкое? – тянул время Шлецка. – Как зазноба твоя? Любишься с молодой гречанкой, это ведь с моей легкой руки, помнишь?

– Только ведь отработал я сполна твою услугу. Век придется отмаливать грех святотатства. Отпусти и клятву мою верни, Христа ради прошу…