Дети города-героя[сборник 1974]

— Товарищ Иванова, подписать так, как вы предлагаете, это все равно, что под вашей фотографией подписать «слон».

Весь класс просто грохнул от хохота. Только учитель растерянно озирался, требовал объяснений. Но долго-долго ничего Иван Алексеевич не мог услышать, кроме рыданий, в которые уже перешел смех.

— Вы… вы попали в самую точку, — кое-как выговорила Зина Троицкая.

Когда Иван Алексеевич уразумел, в чем дело, он употребил остаток урока на то, чтобы извиняться перед товарищем Ивановой.

Вот тогда-то и был самый большой смех за всю войну.

Преодолей себя!

В первые дни ребятам не хотелось идти в школу. За ночь пригреешься в постели, и так неохота вылезать на холод, куда-то идти. Сил мало, и невольно каждый старался беречь их.

Но люди, которые собирали ребят в школы, знали, что делали. Ведь вот, скажем, Нина и Лиля, всю зиму прожили в одном доме, под одной крышей, а ни разу не встретились. Каждый, как сурок, забился в свою норку. До школы они и не знали ничего друг о друге. А теперь все время вместе. У Нины нет сейчас мамы, и у Лили тоже почти нет мамы — она все время на торфоразработках.

Говорят, ум хорошо, а два лучше: разве одной бы додуматься брать с собой в школу колун? А теперь обязательно с собой его тащат. По очереди. После уроков направляются к разбомбленным домам, доски, щепки откалывают. Печку растопят, кружки разогреют, поужинают и за уроки сядут.

Первое время они, кажется, только и думали о еде, но учились по-прежнему хорошо.

Однажды в класс вошла молодая женщина и представилась ребятам:

— Я ваша старшая пионервожатая. Зовут меня Зоя Карловна Хилькевич.

Слушали ее сперва недоверчиво: ну какая тут пионерская работа, если и так дел хватает. Говорила вожатая о простых вещах. О том, что не хлебом единым жив человек, что надо преодолеть вялость, равнодушие, что пора начинать жить, как раньше.

— Помните, как в первый день вы глядели друг на друга, показывали пальцами и смеялись? А теперь думаете, краше стали? Нет, просто привыкли, не замечаете. Взгляните, какие вы все замурзанные, немытые. В общем, ребята, — строго сказала вожатая, — приведите себя в порядок, вспомните, что весна на дворе, что есть у вас дома платья, костюмы и… галстуки пионерские. Да, завтра я жду вас всех в пионерских галстуках! А кто не найдет — я тому растеряхе дам. Договорились?

— Договорились!

Легко было крикнуть, а сделать?

Но Лиля и Нина решили не отступать. Отнесли портфели и кружки домой, отправились за дровами. Нужно было побольше насобирать — предстояла нешуточная баня да еще стирка-глажка.

И до чего же преобразился весь класс, когда осветились умытые, повеселевшие лица, когда пионерские галстуки зацвели маками на белых блузках.

Одно дело другое тянет: похорошели ребята, и сразу же в глаза бросилось, как все грязно вокруг. В школе была объявлена генеральная уборка.

— Мы и дома-то полы не моем, а тут… — возмущалась Лиля.

— Дома нет, а тут будем, — сказала Нина.

С трудом, преодолевая слабость, ребята отскоблили от грязи, от копоти все помещение.

Теперь никто не сказал бы, что в школе скучно. А когда организовался стрелковый кружок, началось настоящее паломничество в подвал. Здесь был тир. И так же, как раньше ждали обеда, теперь не могли дождаться той сладкой минуты, когда можно будет взять винтовку, прицелиться и б-бах! Стреляли лежа, стоя, с колена. Все хотели стать снайперами. Не ради забавы: ведь враг по-прежнему рядом.

Майским днем возвращалась Нина домой и не знала, какой счастливый сюрприз ее ждет. Только вставила ключ в замочную скважину, как дверь сама распахнулась и на пороге…

— Ох, мамочка! Наконец-то и ты…

— Чего же ты плачешь? — говорит Мария Владимировна, а у самой голос дрожит.

В госпитале

Весенне-летний учебный год кончился 31 августа, а 1 сентября начался новый, нормальный.

— Амебка, скажи, чего требует фронт?

— Фронт? Снарядов.

— Ну ладно, а наши тимуровские бабушки и дедушки?

— Ухода.

— Правильно! А вожатая чего требует?

— Чтобы мы в госпиталь шли.

— Тоже верно. Ну, а мы с тобой чего требовать будем?

— Не знаю.

— И я не знаю, — вздохнула Нина, что с ней редко бывало.

Разговор этот происходил в тот день, когда вожатая сказала:

— Девочки, ведь в нашей бывшей школе теперь госпиталь. Давайте пойдем туда и сделаем все, что можем, чтобы раненые быстрее поправились, вернулись в строй.

Как решили, так и сделали. И вот они уже на пороге 138-й школы. Раздеваются, входят, останавливаются у дверей и растерянно думают: «И что мы тут можем сделать?»

А палаты хирургические, для тяжелораненых. Бинты окровавленные, дядьки обросшие смотрят. Кто стонет, кто в забытьи бредит. И воздух такой, что хоть ножом его режь. Духота. А им вдвойне жарко — стыд жжет. Вот стоят они, молодые, здоровые, а две старенькие нянечки носятся от одного раненого к другому да еще успевают им говорить что-то ласковое.

В эту минуту явился избавитель.