Дети города-героя[сборник 1974]

Уж не знаю, вид у меня такой был или он вспомнил, как мы чинили на Железнодорожной улице его бронемашины, но Рыбалко вдруг повернулся к одному из спутников:

— А что, Ковалев, возьмешь пацана?

И капитан тут же пошел со мной к нам домой — узнать, как я живу. Хорошего у нас было мало. Отец зимой погиб на заводе, умер и дедушка, совсем слабой стала бабушка, а мама дневала и ночевала на заводе. Жилось мне, конечно, несладко.

Меня взяли воспитанником, «сыном полка». Считался связным при штабе, выполнял всякие поручения капитана Ковалева. Относились ко мне все заботливо, а особенно старшина: он все старался «откормить дистрофика». И я платил добром за добро. Наловчился чуть ли не быстрее всех заряжать кассеты в пулеметных дисках: для ручного пулемета — по 75 патронов, для станкового — по 200. Эти кассеты, уже использованные, сперва надо было очистить от масла, копоти, а потом зарядить.

Позже майор Пименов показал, как работают на рации, и кое-что я усвоил, даже мог передавать несложные тексты. Не стоило бы все это рассказывать, но, что ни говори, а и это относится к истории с тем секретным заданием, которое мы выполняли в начале войны для саперной роты. Вернее, теперь это было как бы его продолжение.

Шла вторая военная зима. И в один прекрасный день я узнал, что наконец дожил до события, о котором мы все мечтали: 18 января 1943 года был взят Шлиссельбург, и в тот же день войска двух фронтов — Ленинградского и Волховского — соединились. Блокада была прорвана!

Я видел только самое начало этого штурма. Штаб нашей части находился в то время в Невской Дубровке. Меня, конечно, никто не собирался брать в бой. Капитан Ковалев велел мне неотлучно находиться при штабе и даже сказал, что я могу понадобиться для передачи флажками сигналов командирам машин (радио тогда было еще не на всех машинах). Вид у меня был боевой: пригнанная по росту шинель, черные погоны с красной окантовкой, ушанка, валенки. Не было только оружия. Как и все, я очень волновался в тот памятный день. Когда первые подразделения рванулись на лед Невы в сторону укрепленного левого берега, я заметался и уже плохо соображал, что делаю. В сумятице обо мне, конечно, забыли. И тут я нарушил приказ и бросился к роте десантников. Вместе со всеми забрался на танк, крепко ухватился за железную скобу; еще помню, как машина неслась по Неве и что кругом была сильная стрельба. Потом что-то сильно рвануло, меня скинуло с брони на лед. И всё.

Очнулся я в санитарной машине нашей части, она же доставила меня в родной дом. Оказывается, меня контузило и вдобавок сильно ударило головой об лед.

Больше мне не пришлось воевать и выполнять военные задания. В память о том времени я берегу три награды, три медали: «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией» и в честь 20-летия Победы.

* * *

Так закончил свой рассказ М. В. Гречухин, с которым мы встретились во время субботника на строительстве «Цветка жизни» — памятника детям осажденного Ленинграда.

Вскоре после нашей беседы мне в руки случайно попала книга «Город-фронт» — воспоминания генерал-лейтенанта инженерных войск Б. В. Бычевского. С интересом и волнением читала я об участниках обороны Ленинграда — понтонерах, минерах, строителях. Но почему мысли мои все время возвращались к мальчугану из-за Невской заставы, который со своими товарищами разыскивал лодки? Да потому, что ребята оказались участниками тех больших и трагических событий, о которых повествует книга.

Вот строки из записок Бычевского (они относятся к первым числам сентября 1941 года):

«…Нам поставлена задача готовиться к форсированию Невы…»

«…B Ленинграде берутся сейчас на учет все лодки и шлюпки, а катера дадут моряки…»

Сколько лодок «взял на учет» пятиклассник 53-й железнодорожной школы Миша Гречухин — пять, десять, двадцать?.. Не в количестве дело. Главное в том, как он понял «секретное задание». А понял он так: будь всегда там, где нужно. Где нужнее всего.

— ★ —

…Весна 1942 года была весной холодноватой, несколько запоздалой, но ленинградцы встречали ее с непередаваемой радостью. Каждая почка на дереве, каждая травка, каждый ранний цветок твердили о победе жизни, о вечной победе жизни.