Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

А то, вспоминаю, входит в учительскую седая синеглазая красавица Елена Алексеевна и говорит, блаженно улыбаясь: «Какую я статью про барокко прочитала… Сразу все на место встает…» Я тут же выпрашиваю ненадолго журнал со статьей, прилежно читаю, почти понимаю, что там написано, и с благодарностью возвращаю, опасаясь одного: как бы Елена Алексеевна не затеяла разговор об этом самом барокко.

Бывали в учительской и не такие интеллектуальные эпизоды, да и коллеги были, разумеется, разные. Например, Александра Ивановна – завуч начальной школы и учительница математики, которая всегда стояла утром в дверях, отвечала на «здравствуйте» и следила, чтобы никто не проник в школу в грязной обуви, – несколько раз хватала меня за волосы с криком «Это что за патлы!», а потом говорила: «А, это вы…» – и отпускала. Но, видно, моя прическа ее тревожила. И как‑то она пришла ко мне на урок в восьмой класс и объяснила, что распущенные волосы носят только девицы особого разбора, чтобы засосы на шее скрывать. (После этого одна девочка подошла ко мне на перемене и спросила: «Что такое засос?»)

И еще такая история. Девочки из начальной школы пожаловались, что их одноклассник ругается грязными словами. Началось разбирательство, вызвали в учительскую мелкого виновника, он сначала отпирался, а потом сказал, что действительно говорил одно матерное слово. «Какое?» – с разгону спросила допрашивающая. Допрашиваемый, разумеется, промолчал. «Ну, хоть скажи, на какую букву?» – «На “нэ”». Все, кто был в это время в учительской, глубоко задумались. Нужное слово никому в голову не приходило. Когда молчание уже как‑то неприлично затянулось, А.И. протянула виновнику бумажку: «Пиши!» – и захохотала; сквозь ее всхлипывания мы разобрали: «с предлогом… вместе…» – и с облегчением засмеялась вся учительская.

А.И. была человеком, если так можно сказать, абсолютно житейским и даже приземленным; никаких отвлеченностей не понимала, смеялась громко, по-бабьи, кричала на детей с взвизгом, могла сказать на своем уроке: «Баранов, оправдываешь фамилию». По-моему, занималась еще продленкой, питанием, прогулами. Казалась мне неким санитаром леса, изводила мелкими придирками. Как‑то при мне презрительно сказала об одной учительнице, позабывшей в учительской тетради и циркуль: «Эта как утка: где идет, там кладет», и я со страхом подумала: что же она обо мне‑то за глаза говорит? А между тем А.И. подолгу сидела после уроков с двоечниками, объясняла просто и понятно. И несколько раз в довольно напряженные и неприятные моменты, которые бывают во всякой учительской жизни, не добивала и не злорадствовала, чего я, по своей ограниченности, от нее ожидала, а без лишних эмоций, просто и толково мне помогла. А потом, когда я работала уже в другом месте, пригласила меня на свое шестидесятилетие. И я пришла с поздравительными стихами – так в нашей измайловской школе было заведено, – отдельные строчки из которых помню:

Дрожит испуганный родитель,
К ней приглашенный в кабинет:
Он предпочел бы вытрезвитель
Беседе с нею tête-à-tête.
…………………………………………
А завтра к школьному порогу
Она с утра примчится вновь.
Не приласкать – проверить обувь…
Я знаю: это все – любовь.

Кстати, о том, как в измайловской школе было заведено поздравлять. Тон задавала директор Лидия Васильевна, красивая, элегантная, с рыжеватыми слегка вьющимися волосами, какая‑то европейская. Она курила, носила брючный костюм, к негодованию районного руководства. Незадолго до моего прихода в школу отпраздновали ее пятидесятилетие, но о ее возрасте как‑то не думалось; она могла, идя по улице с молодыми учительницами, поспорить, что на нее оглянется больше встречных мужчин, чем на них, и выиграть пари! И кабинет у нее был элегантный: какие‑то заграничные безделушки (наша школа была из тех, куда допускались иностранные делегации), на стенах почти абстрактные аппликации, в шкафах – альбомы с репродукциями и видами разных городов, а еще кофейный сервиз; красивая хозяйка подавала кофе в маленьких чашечках руководителям шефствующих над школой промышленных предприятий, и беседа о том, что школе нужно выделить машину стекла или что-нибудь отремонтировать, как‑то естественно завершалась любезными улыбками и горячими обещаниями.