Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Так вот, помню, под Новый год в директорском кабинете собираются все учителя. На столе – елочка, увешанная цветными бумажками. Бумажки срезаются, и на каждой оказывается стихотворное посвящение-поздравление какому-нибудь учителю. Сюрприз в одиночку готовила Лидия Васильевна. Стихи коллегам и ученикам по разным поводам она писала во множестве, казалось, это не стоило ей никакого труда – а получалось всегда интересно, иногда и очень точно и смешно (запомнилось почему‑то из стихов, адресованных не мне, такое: «Кто в сердцах поставит двойку // И тотчас ее сотрет?»). А еще Л.В. рисовала портреты (надо сознаться, не всегда удачные, но все-таки узнать изображенное лицо обычно было можно) и дарила их – и учителям, и детям, и случайным попутчикам в плацкартном вагоне – Л.В. любила путешествовать вместе со школьниками под руководством Юрия Александровича; в поездках она была уже не директор, а дама-туристка, художник-любитель (за ней иногда какой-нибудь ученик-доброволец носил складной стульчик и мольберт, сопровождая ее на этюды), а также поэт. Несколько поколений учеников-путешественников распевали под гитару на популярный тогда мотив стихи ее производства: «А поезд мчится по просторам, // Песне вторя на ходу. // К сожаленью, для ученья // Слишком много дней в году».

Л.В. умела очень быстро и красиво писать фломастером заголовки для стенной газеты «Говорит юность» и часто допоздна засиживалась в школе вместе с дежурной редколлегией (газету выпускали старшие классы по очереди).

И при этом никому бы и в голову не пришло в общении с ней сократить дистанцию – в ее арсенале были и такие железные начальственные интонации, что холодом пробирало до костей. Правда, в ход она их пускала нечасто. При мне за много лет всего несколько раз.

Один случай помню хорошо. Как‑то пришел к ней в кабинет военрук и сказал: «Л.В., напишите мне, пожалуйста, характеристику на сервелат». – «???» – «Характеристику. На сервелат. Где‑то же есть эта колбаса – сервелат. Но ее не всем выдают, а только достойным…» Я и сейчас считаю, что это была остроумная шутка, как и многое другое, что серьезно и озабоченно произносил наш военрук, в частности на занятиях по гражданской обороне поправлявший каждого, кто говорил: «Если будет третья мировая война…» – «Не если, а когда!» – но со мной мало кто из бывших коллег согласен. Так вот, шутка мне понравилась, а взгляд и интонации директора, раздраженно прогнавшего шутника, показались чрезмерными, но, видно, пошучено было не вовремя.

Дистанция дистанцией, а не забыть, как Л.В. бежала рядом со мной по Первомайской улице, когда мы узнали о несчастье с одним из учеников моего класса. Упала, разбила коленку, вскочила – и дальше…

За долгие учительские годы у меня сложилось такое представление: хороший начальник свои кадры от общения с вышестоящими организациями оберегает, сам договаривается или удар держит. Но иногда общаться приходилось. И тогда становилось понятнее, каково приходится нашему директору, обреченному на регулярные контакты. Мое знакомство с измайловским методистом прошло безболезненно: он посидел на одном уроке, в целом его одобрил, высказал замечания, а потом почему‑то с непонятной мне горячностью стал убеждать не пользоваться каким‑то недавно вышедшим пособием для учителей по творчеству Пушкина; я и не собиралась им пользоваться; позже посмотрела – действительно, книжка плохая.

Куда более яркими были эпизоды, связанные с поездкой в Прагу. У нашей школы с одной из пражских гимназий существовал так называемый безвалютный обмен: мы принимали в школе на свои советские рубли чехословацких школьников, а потом группа из наших детей и двух взрослых ехала в Прагу с ответным безвалютным визитом. В этом деле было много диковинного и много прекрасного, прежде всего сама Прага, но я расскажу только о подготовительной стадии.

Отбирали для поездки детей, чье поведение не вызывало никаких опасений и чьи родители могли заплатить нужную сумму, готовы были активно участвовать в приеме гостей и организации культурной программы. Это мероприятие требовало огромных усилий – и не только потому, что надо было заказывать экскурсии, доставать билеты в Большой театр и почему‑то в цирк (считалось, что это важная московская достопримечательность, пражские дети не бунтовали, но недоумевали), приносить в школу матрасы и раскладушки, устраивать посещение бассейна «Москва» (это была такая гигиеническая хитрость – в бассейне можно было принять душ). Важнейшей организационной частью было прохождение инстанций.