Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Вообще, часто довольно трудно четко сформулировать, почему тебе что‑то кажется правильным и интересным. Мне было бы жалко представить, что из моего пути исчезла вдруг часть, связанная с гуманитарным классом, хотя живут же люди и без него. Всякое образование – это кристаллизация, постепенное выявление образа, стирание случайных черт.

Досадно, когда, заканчивая школу, человек говорит, что ненавидит литературу или историю. Выходит, что затверженный для сдачи экзаменов определенный набор фактов и концепций больше ничем не может помочь. Так вот, мне кажется, что именно в гуманитарном классе с тобой еще до института, что важно, не боятся разговаривать о тех же предметах, как со взрослым, тебе говорят больше и сложнее. И вместо теории, часто безликой и однобокой, которую просто следует заучить, складывается многогранный, опять-таки, образ. Картинка становится выпуклой. И это всегда увлекательнее.

Интерес к свершившемуся факту (историческому), к сказанному слову (поэтическому) как к чему‑то, что может ожить и образовать целый мир, о котором думают и которым, таким образом, живут люди сегодня. Особый край, «обитатели» которого испытывают наслаждение от того, что ловят брошенную кем-либо цитату. Не хочется сбиваться на пафосный тон, но это особая атмосфера, прививающая неравнодушие к культуре прошлой и настоящей, которые нельзя отсекать друг от друга, потому что в конце концов мы – крайняя точка уже сформировавшейся и еще формирующейся традиции.

Чтобы ее сохранить, нужно ее переживать – и вот здесь‑то и вспоминается, говоря высокопарно, «комплексный подход»: кроме книжек и уроков, другая сторона гуманитарной медали – постановки спектаклей, поездки на каждых каникулах и прогулки – и чтобы ты сам ногами прошел, глазами увидел, словами повторил, что на Сенной площади Раскольников, скажем, подумал то‑то и то‑то, – и почувствовал атмосферу Петербурга Достоевского, Киева Булгакова и пр. Это как своеобразная игра, в ходе которой дети учатся понимать свою культуру, чтобы через такое образование формировать свой образ мыслей, образ жизни – вообще – свой образ (Д.К., студентка МГУ, истфак, отд. искусствоведения, выпуск 2002 г.).

Меня не покидает ощущение, будто гуманитарный класс никто не придумывал специально, будто с самого начала никто ни о чем не договаривался, но все понимали, зачем оказались вместе. Кажется, будто все сразу знали, что так надо. Надо, чтобы были книги, очень много книг, чтобы были исписанные тетрадки толщиной с палец, чтобы о литературе и истории говорили именно так, а не иначе, чтобы за сценой в актовом зале горела одинокая лампочка и перед своим выходом было уютно и страшно и хорошо, чтобы в поездке перед тем, как зарыться в спальник, надо было в тоненькой книжке почитать про какой‑то из завтрашних храмов. Это все надо, хотя сразу и не совсем понятно, почему нельзя чем‑то пожертвовать, что‑то отменить. Но есть какое‑то негласное, не декларируемое согласие относительно выбранного пути, и ничто не отменяется.

А со временем приходит понимание того, что все эти вещи – это какой‑то особенный взгляд на вещи, приходит понимание одной важной метаморфозы: каким‑то образом оказывается, что желание читать эти книжки, а не другие – это не просто литературный вкус, что желание думать про себя и свою жизнь именно этими, а не другими словами – это не просто привычка к определенному стилю, что люди, которые рядом уже седьмой год, – это не просто школьные друзья. Оказывается, что все это – безусловная ценность и удивительный рецепт. Рецепт того, как находить вокруг важные вещи, находить смыслы, как не теряться. Год назад на выпускном вечере не моего уже гуманитарного класса Н.А. пожелала выпускникам, чтобы у них в жизни все было правильно. Так вот, гуманитарный класс – это такой ориентир. Без него надеяться, что все будет правильно, было бы сложнее (И.С., студент МГУ, философский ф-т, отд. политологии, выпуск 2002 г.).