Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Легко представить себе бешеную пляску каких‑то существ. Но кто они? Может, надо искать, что подставить вместо слова «нерв», то есть расшифровать метафору? В действительности тут работает совсем другой механизм: в приведенном отрывке содержится не загадка, а словно бы неправильная разгадка всем известной языковой метафоры «нервы расходились». Такой прием называется «реализация метафоры». Мы видим отчаянный танец и его последствия – «рухнула штукатурка в нижнем этаже», – и это всего лишь способ через материальное сказать о чувстве: вот как сильны и необычны, исключительны переживания героя. Вероятно, нетрудно догадаться, откуда взялся образ в «Прозаседавшихся» – «сидят людей половины» – и с какой целью здесь использован этот прием, нередко встречающийся у В. Маяковского.

Что в имени…

Стихотворения, процитированные в предыдущем разделе, снабжены названиями-подсказками («Гроза мгновенная навек», «Дождик», «Дальние руки»), но я не стала называть их сразу, чтобы мы убедились: эти метафоры можно понять и без подсказок. Правда, так бывает не всегда.

Вот стихотворение Ф. Тютчева с пропущенным названием:

Среди громов, среди огней,
Среди клокочущих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с Небес слетает к нам —
Небесная к Земным Сынам,
С лазурной ясностью во взоре —
И на бунтующее Море
Льет примирительный елей[35]

.

Те, кому это стихотворение неизвестно, предположили разное: что Она – молния, радуга, доброта, красота… Первые два ответа отметем сразу. Молния, хоть и появляется «среди громов», но сама «огонь», а не «среди огней», и к тому же море от вспышки молнии не успокаивается. А радуга как будто знак покоя, но возникает не во время грозы, а после, и мы помним, что в ней все семь цветов спектра, и назвать только лазурь, говоря о радуге, – значит нарочно сбить с толку. Речь здесь идет не о мире природы, а о мире людей, «земных сынов», и их страстях, да и заглавные буквы – сигнал разговора о каких‑то духовных явлениях. Можно представить себе и Красоту, которая спасает мир, и небесную Доброту – ничто этим предположениям не противоречит. Но стихотворение названо «Поэзия». Не придав значения названию, мы ничего в этом стихотворении не поймем.

А в следующем (к размышлениям о нем меня подтолкнула лекция бывшей ученицы, кандидата филологических наук Елены Островской) и название, кажется, не помогает.

Идеал

Тупые звуки вспышек газа
Над мертвой яркостью голов,
И скуки черная зараза
От покидаемых столов,

И там, среди зеленолицых,

Тоску привычки затая,
Решать на выцветших страницах
Постылый ребус бытия[36].

Кажется, и нам предстоит «решать… ребус». Это о вещах или об идеях? Сразу о чувствах (не зря же здесь существительные «скука, зараза, тоска» и прилагательные «тупой, мертвый, черный, зеленолицый, постылый») или опосредованно, через материальные предметы, которых тоже названо немало: вспышки газа, головы, столы, страницы? Наверное, сначала эти предметы должны сложиться в какую‑то картинку. Где много столов, людей со склоненными головами, страниц (книг)? В читальном зале. С ярким мертвенным светом газовых ламп. Если бы поэту хотелось подсказать нам, как понимать первый, «вещный» план этого стихотворения, он так и озаглавил бы его – «В читальном зале» или «В публичной библиотеке». Но он поверил, что это мы сможем понять сами, и выбрал другое название, которое после прочтения стихотворения воспринимается как горько-ироническое: идеал здесь предстает не прекрасной мечтой, не воодушевляющим совершенством, а чем‑то отвлеченным, обрекающим человека на мучительный, тоскливый поиск на «выцветших страницах» книг.

Попросту говоря

А теперь вернемся к началу и вспомним первое стихотворение о томительной муке.

Я помню длительные муки:
Ночь догорала за окном;
Ее заломленные руки
Чуть брезжили в луче дневном.

Вся жизнь, ненужно изжитая,

Пытала, унижала, жгла;
А там, как призрак возрастая,
День обозначил купола;

И под окошком участились

Прохожих быстрые шаги;
И в серых лужах расходились
Под каплями дождя круги;

И утро длилось, длилось, длилось…

И праздный тяготил вопрос;
И ничего не разрешилось
Весенним ливнем бурных слез.