Читаем Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка полностью

После такого разговора, пропитавшись стихотворением, наши ученики, скорее всего, смогут по памяти восстановить текст, пусть не без запинок и остановок, совместным усилием класса. И уже одно это можно считать отличным результатом. Но остается важный вопрос, который нельзя обойти: так ли уж изменилось наше восприятие стихотворения после такого подробного анализа? Не получили мы в итоге то, о чем и так догадывались?

Нет, мы теперь вместо прямой линии «красота природы – мир в душе» видим, что путь лежит через особое состояние, то ли грезу, то ли смутный сон, которое знакомо нам по другим стихотворениям Лермонтова-романтика. Он может вести от реальной картины тумана и каменистой дороги через восхищение небесами и спящей в голубом сиянии землей – к неисполнимому в нашем мире желанию «навеки так заснуть, // Чтоб в груди дремали жизни силы»[67] и чтобы в этом вечном, но живом сне вечно зеленел дуб («Выхожу один я на дорогу…»). Или от безжизненной фантасмагории настоящего к прошлому («и вижу я себя ребенком»[68]), причем такому, в котором реальные картины: «зеленой сетью трав подернут старый пруд»[69], «сквозь кусты // глядит вечерний луч»[70] – сменяются грезой, приводившей героя в экстатическое состояние: «я плачу и люблю, // Люблю мечты моей созданье // С глазами, полными лазурного огня, // С улыбкой розовой, как молодого дня // За рощей первое сиянье»[71] («Как часто, пестрою толпою окружен…»).

Иначе устроено взаимодействие героя с реальностью в стихотворении «Родина»[72]: обещанная «странность» оборачивается пристальным и любовным вниманием к конкретным приметам материального мира, в который входят и картины природы, и дела рук человеческих, и сами люди, пляшущие и разговаривающие. Здесь нет сна или грезы, герой только «вздыхает о ночлеге» – и смотрит: «люблю… встречать по сторонам», «с отрадой… я вижу», «смотреть до полночи готов». И ощущает свое родство со всем, что видит.

Сколько из сказанного сумеет и захочет обсудить со школьниками учитель, зависит от многих обстоятельств. Правильно бывает вовремя остановиться, сказав себе о классе или отдельном ученике в подражание заботливому Слону из сказки Корнея Чуковского: «Больше ему не съесть: он у меня еще маленький». Но и лишать себя и детей интеллектуальной и духовной пищи, которую можно усвоить, мы тоже не станем.

Сравниваем, чтобы понять

Не нами придумано: все познается в сравнении. В том числе и сущность литературных явлений. Из ранних примеров такого сравнительного литературоведения на память приходит состязание Эсхила с Еврипидом в царстве Аида, изображенное Аристофаном в комедии «Лягушки». Там сравнивались поэтические манеры. Русские «реальные» критики второй половины XIX века любили сравнивать героев: Добролюбов в статье «Что такое “обломовщина”?» Обломова – с Онегиным, Печориным и другими героями русских романов, чтобы выявить родство между ними и общий для всех порок барства; Писареву те же герои понадобились, чтобы подчеркнуть новизну и трагическую глубину Базарова в сравнении с его литературными предшественниками. В обоих последних случаях заметен некоторый схематизм (вплоть до легких подтасовок и вольностей в цитировании), почти неизбежный, когда ставится задача обосновать уже сложившуюся отчетливую концепцию. И во всех приведенных примерах одним из важнейших результатов сравнения становится оценка, которая в упрощенном виде выглядит так: Эсхил побеждает Еврипида, Обломов не способен ни на какое дело, но и Онегин с Печориным не лучше его; только у Базарова (в отличие от Онегина, Печорина, Бельтова, Рудина) есть и ум, и воля к действию.

Этот, впрочем вполне достойный, путь освоения произведений мы часто предлагаем и ученикам – и на уроке, и в письменных работах.

И вот, обдумав добролюбовское утверждение: «Борис тот же Тихон, только образованный», десятиклассник, подталкиваемый критиком к мысли об одиночестве Катерины среди слабых и покорных, замечает, как перекликаются диалоги Тихона – Кабанихи и Бориса – Дикого в первом действии, как оба персонажа радуются тому, что сколько‑то дней «грозы» над ними не будет, и отказываются осознавать трагизм ситуации, как похожи сцены прощания Катерины с Тихоном и Борисом. Проведена серьезная аналитическая работа, достаточная для обнаружения и доказательства сходства.

Но, кажется, сейчас наступило время, когда нет необходимости в первую голову искать виноватых в трагической участи тех или иных героев или расставлять социальные акценты и оценки. И наш десятиклассник может все же заинтересоваться различиями и предположить в Тихоне больше теплоты и доброты (подтверждая свои предположения текстом) и не удивляться финальному отчаянию героя и обличительным словам, брошенным в лицо Кабанихе. К этому более пристальному взгляду его подвигнет необходимость объективно сравнивать (например, выраженная в теме сочинения) и осознанный или уже до автоматизма доведенный навык сравнения, предполагающий такие умственные операции:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло
Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло

Эта книга, как и весь проект «Свободная школа», началась со звонка Сереги из Самары в программу «Родительский вопрос», которую я веду на «Радио «КП»:– Верните нам советское образование! Такие обращения в последние годы поступают все чаще. И в какой-то момент я решил, прежде всего для самого себя, разобраться – как мы пришли к нынешней системе образования? Какая она? Все еще советская, жесткая и единая – или обновленная, современная и, как любили говорить в 2000-х, модернизированная? К чему привели реформы 90-х и 2000-х? И можно ли на самом деле вернуть ту ностальгическую советскую школу?Ответы на эти вопросы формулировались в беседах с теми, кто в разные годы определял образовательную политику страны, – вице-премьерами, министрами, их заместителями, руководителями Рособрнадзора и региональных систем образования, знаменитыми педагогами.

Александр Борисович Милкус

Педагогика, воспитание детей, литература для родителей
Психология развития человека
Психология развития человека

Данная книга занимает центральное положение в структуре «Основ психологической антропологии».Здесь изложены основные подходы к пониманию и объяснению закономерностей психического развития человека, сложившиеся в зарубежной и отечественной психологии. Проанализированы философские и методологические основы принципа развития в психологии и его категориальный строй. Обоснованы антропологическая модель и интегральная периодизация развития субъективной реальности в онтогенезе. Представлено описание ступеней, периодов и стадий развития субъективности человека в пределах его индивидуальной жизни.Изучение каждой главы пособия завершает «Методологическая рефлексия», включающая вопросы для обсуждения и размышления, темы реферативных и курсовых работ, рекомендуемую литературу. Заключает книгу словарь основных понятий.Пособие адресовано не только педагогам и студентам педагогических вузов, но также всем специалистам гуманитарной сферы.

Виктор Иванович Слободчиков , Евгений Иванович Исаев

Педагогика, воспитание детей, литература для родителей