Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Ты речь, Ясон, украсил, но сдается
Мне все-таки, меня не обессудь,
Что ты не прав, Медею покидая[200]

—

осторожно, но твердо отвечает корифей хора, сумевший за словесными ухищрениями увидеть неназванную суть поступка героя. Какие же здесь ухищрения? Интересно содержание речи: сначала приводятся безусловно справедливые утверждения (Медея покинула страну варваров и живет в Элладе, опыт показывает, что все чуждаются бедняков), которые, впрочем, не имеют прямого отношения к поступку Ясона, во всяком случае, никак не оправдывают его; потом приводится утверждение лживое, которое якобы вытекает из предыдущего и которое, если бы не было лживым, могло бы хоть как‑то поступок Ясона оправдать. Но по существу дела – муж изменяет жене, бросает ее и детей в бедственном положении ради собственной выгоды – не сказано ничего, это не обсуждается, этот единственно важный для Медеи факт топится в многословных отвлекающих построениях. Видимость логики создается рассудительной интонацией, словами, указывающими на порядок мыслей («во‑первых, затем, наконец»), завершающим риторическим вопросом, смысл которого прочитывается примерно так: теперь, когда речь закончена, даже Медея не может не увидеть правоты оратора. А отказывается ее признать, потому что относится к низшей категории людей – к женам, которым ревность застилает разум и мешает ценить добро; здесь применен распространенный прием дискредитации оппонента по признаку вхождения в некоторую группу людей (по полу, возрасту, происхождению), заведомо неравную той, от лица которой выступает оратор, худшую, заслуживающую насмешки или презрения.

Может быть, наши ученики сознаются вам или себе, что хотя бы на мгновение согласились с тем, что правильно бросать жену и детей, если есть возможность с помощью нового брака возвыситься и стать богаче. Тогда им станет интересно запомнить некоторые приемы манипуляции сознанием, чтобы распознавать их в тексте и противостоять их воздействию.

Русская классическая литература дает нам множество примеров использования таких приемов, причем они применяются не только с целью убедить другого человека; часто с их помощью герой убеждает самого себя в необходимости какого‑то действия и/или подыскивает оправдания своим безнравственным решениям. Мы помним, как загоняет себя в угол Родион Раскольников, уверившийся в необходимости убить старуху процентщицу; «казуистика его выточилась как бритва, и сам в себе он уже не находил сознательных возражений». Но развернутой системы его аргументов Достоевский не приводит. А Пушкин делает нас свидетелями того, как Сальери двумя монологами доказывает себе – и читателям! – что Моцарт не должен жить.

Как это происходит? Хорошо, если старшеклассники сами обнаружат некоторые приемы; если им это не удастся, поможет учитель.

Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне… <…>
Тогда
Уже дерзнул, в науке искушенный,
Предаться неге творческой мечты.
Я стал творить, но в тишине, но втайне,
Не смея помышлять еще о славе.
Нередко, просидев в безмолвной келье
Два, три дня, позабыв и сон и пищу,
Вкусив восторг и слезы вдохновенья,
Я жег мой труд <…>
Усильным, напряженным постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой. Слава
Мне улыбнулась; я в сердцах людей
Нашел созвучия своим созданьям.
Я счастлив был: я наслаждался мирно
Своим трудом, успехом, славой; также
Трудами и успехами друзей,
Товарищей моих в искусстве дивном.
Нет! никогда я зависти не знал,
О, никогда! <…>
А ныне – сам скажу – я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. – О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений – не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?[201]

…