Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Рассмотрим теперь второй монолог. В нем нет правды с самого начала. Единственное, чему можно поверить, – это утверждение, что искусство не закрепится на той новой высоте, которой достиг Моцарт. Все остальное – прямая ложь или манипуляции. Речь идет о намерении убить великого композитора, но слова «убить» нет, вместо него – «остановить», «исчезнет», «улетай». Зато о несуществующей опасности сказано угрожающе резко: «не то мы все погибли». Убийство подается как миссия, подвиг, оно не задумано Сальери, а предначертано судьбой. Его цель – спасение целого сообщества «служителей музыки», от лица которого выступает Сальери. Но самый изощренный прием использован дальше. Задается вопрос, не имеющий отношения к той проблеме, которая обсуждается, и отрицательный ответ рассматривается как главный аргумент. Первая часть вопроса вообще чудовищно бессмысленна: что пользы, если какой‑то человек будет жить? Тут, я надеюсь, и обсуждать нечего. Но и уточненное продолжение о том, поднимется ли искусство, никак не связано с необходимостью убийства. (Сравним: улучшилось ли поведение подростков после того, как скамейки во дворе выкрасили в зеленый цвет? – Нет. – Значит, надо наказать тех, кто красил.) Таким образом, весь второй монолог представляет собой имитацию рассуждения, и только в самом конце нетерпеливое чувство прорывается в зловещем каламбуре (Мы бескрылы, а Моцарт подобен херувиму? – «Так улетай же! чем скорей, тем лучше»).

Итак, мы обнаружили несколько простых и не вполне честных способов внушить читателю или слушателю ту или иную идею. Среди них уклонение от прямого называния сути, внешнее подражание логическим построениям, подмена предмета рассмотрения, создание положительного образа автора и группы, которую он представляет, и заведомое принижение оппонентов.

Как это ни удивительно, список приемов внушения и убеждения, известных с давних пор, дошел до наших дней, почти не обогатившись новыми открытиями. Мы убедимся в этом, анализируя статьи, написанные недавно, а также ученические сочинения.

3.

Перечитывая монологи из известных трагедий, мы обнаружили, что их герои умело используют приемы внушения той или иной ложной идеи. Обычно они отказываются прямо назвать суть проблемы, подменяют предмет разговора, в речи с помощью специальных слов имитируют логичное рассуждение, чередуют правдивые сообщения с ложными, воздействуют на эмоции, создавая положительный образ «своих» – группы, которую герой представляет, и уничижительно отзываясь об оппонентах.

Эти же приемы используют политики и недобросовестные публицисты, если их задача – не представить объективную картину, не дать читателю возможность взвесить все «за» и «против», а подавить, заставить согласиться, уверовать, что высказанная точка зрения – единственно правильная и достойная.

Показать это ученикам можно на разных примерах. Мои ровесники, я думаю, до сих пор близко к тексту помнят статью Ленина «Партийная организация и партийная литература»[207], ее изучали в школе, она легла в основу государственного отношения к литературе как средству идеологической борьбы, и целые десятилетия легальное обсуждение правоты или неправоты ее автора было занятием невозможным или опасным. (Правда, бывало всякое. Помню, как одна умная ученица вдруг, оглянувшись по сторонам, сказала: «Я поняла, как он это делает! Как только чувствует, что позиция у него шаткая, есть что возразить, тут же пишет: “Ну, интеллигенты, конечно, поднимут вопль…”».) А теперешние школьники ее не знают, пиетета перед вождем мировой революции не испытывают, и им можно предложить фрагменты из этой статьи, чтобы они потренировались обнаруживать знакомые приемы.