– Ну, что тебе сказать, сестрёнка… Ошун – она, конечно, да… Я сам тогда полчаса челюсть под столом искал. Даже Ошосси слегка тряхануло. А Шанго перед бабами никогда устоять не мог… на них всю жизнь и горит, придурок! И ладно бы ещё была обычная шлюха: надоела бы ему через неделю! И вернулся бы обратно к Оба! Так нет! Запал всерьёз! Понимаешь – модель! Натурщица! Картины с этой потаскухи пишут! Танцует на сцене – и не в стриптиз-баре, а в мюзик-холле! Собирается в сериале сниматься! Конечно, Шанго с ума сошёл! Дома вовсе перестал появляться, жрать ходил к матери… Бабки просто рекой утекали! Кабаки, шмотки, цацки… Даже машину ей купил, да Ошун её тут же разбила! А Оба… Оба чуть не рехнулась. Сначала целый год ревела, забросила бизнес, подсела на какие-то таблетки. А потом ей с чего-то вштырилось поговорить с Ошун! Не выдумала ничего умнее! Поговорить! С Ошун!!!
– И подкараулила её возле нашей студии? – шёпотом спросила Эва. Эшу кивнул. Глядя в стол, ожесточённо сказал:
– Ведь могла бы эта сучка и не издеваться! Она ведь всё равно уже победила… да и победа большого труда не стоила! Что Оба могла против неё?.. Так нет, надо было ещё и раздавить эту несчастную дуру! Оба совсем потеряла гордость, начала плакать перед ней, спрашивать, что Ошун сделала такое с её мужем, какое она знает колдовство… Колдовство! Буфера роскошные, круглая задница и ноги от ушей – вот и всё колдовство! Каждому ясно! Так эта гадина Ошун решила, понимаешь ли, пошутить! И отвечает: всё очень просто, я отрезала себе кусок уха и положила в суп для мужа! Это, типа, колдовство моей прабабки-гаитянки! Прабабка однажды сварила такое гумбо для моего прадеда – и он до смерти не отходил от её юбки! – Эшу грязно выругался, – Понимаешь, когда звучат позывные «приготовить» и «сварить» – Оба теряет последние мозги! И вот…
– Подожди, – перебила его Эва. – Но при чём тут тогда ты?
– Я?.. – Эшу поднял на неё исполненный святой невинности взгляд. – Ты что, с ума сошла? Я – ни при чём! Абсолютно! Я же тебе битый час толкую, что это Ошун…
– Эшу! – с нажимом произнесла Эва, глядя в его заметавшиеся глаза. – Оба вчера не хотела пускать тебя в дом! Вы ссорились! Она кричала, что ты мерзавец и… Эшу, куда ты встал? Сядь немедленно! Положи сигареты, потом покуришь! За что она тебе ухо надрала, отвечай!
– Перестань вопить, женщина, люди кругом! – взмолился Эшу, кидая отчаянный взгляд по сторонам. Но маленький ресторан был пуст, и он успокоился. Сел. Пряча глаза, проворчал:
– Ну, что «Эшу»! Что всегда Эшу… будто больше под рукой нет никого! Чуть чего – сразу же Эшу… Ну, она позвонила мне после этого!
– Оба?
– Угу… А у меня, между прочим, дела! Я жду нужных людей! С минуты на минуту могут позвонить! А она несёт в телефон весь этот бред насчёт уха и спрашивает – правда это или нет? А я что?.. Я и вообразить не мог, что в такую чушь вообще можно поверить! Сразу понял, что Ошун пошутила, решил ей подыграть… И говорю серьёзным голосом – правда, конечно! Гаитянцы вообще с другими бабами не спят! А гаитянки все с одним ухом ходят! Зайди на Ютуб, Обинья, взгляни сама!
– И Оба поверила?.. – одними губами спросила Эва. Эшу только сокрушённо кивнул головой. Исподлобья взглянул на Эву, явно готовясь отражать упрёки. Но Эва не могла сказать ни слова, и Эшу хмуро продолжил:
– В Ютуб она не полезла, конечно. Сразу же наточила нож для мяса и… и отхватила себе ухо! Психопатка несчастная! Ну-у, что тут началось! Кровотечение! Остановить невозможно! В доме никого, через пять минут вся кухня в крови, а ещё жара стоит… ой! Хорошо хоть хватило ума самой испугаться и вызвать «скорую»! Швы, наркоз, капельница, вся прочая хрень… Позвонили Шанго. Он приехал и так орал, что больница тряслась! Кричал, что Оба – идиотка, что что у Ошун оба уха на месте и все это видят, что она просто пошутила, что он не ест супы с бабьими ушами… Под конец так хлопнул дверью, что стекло вылетело!
Эшу помотал головой, отгоняя тяжёлые воспоминания. Покосился на Эву, вздохнул.
– Мать, когда узнала об этом, вопила целый день! На всех, кто под руку попадался! Всю посуду в кухне переколотила! Мы с Ошосси домой сунуться боялись! Но она понеслась-таки в порт, нашла меня там… – Эшу, морщась, поскрёб затылок. Помолчав, продолжил: