Дети капитана Гранта

Путешественники, конечно, поступали вполне разумно, готовясь таким образом ко всяким случайностям. За неосторожность и беспечность можно было заплатить слишком дорогой ценой.

Впрочем, не одного только Гленарвана беспокоило появление шайки. В уединённых селениях, на станциях скваттеры и обыватели также принимали меры для защиты от внезапного нападения. Дома наглухо запирались на ночь, и собаки спускались с цепи. Пастухи, пригоняющие на ночь в загородки стада скота, были все вооружены карабинами. Весть о преступлении под Кэмден-Бриджем заставила не одного колониста, до тех пор спавшего с широко раскрытыми окнами и дверями, тщательно проверять все запоры с наступлением сумерек.

Зашевелились и колониальные власти. В районы были отправлены отряды туземной жандармерии. Телеграф на всём своём протяжении охранялся воинскими частями. Прежде почтовые кареты двигались по пустынным дорогам без всякой охраны. Но в этот день, когда отряд Гленарвана пересекал шоссейную дорогу из Кильмора в Хиткот, мимо промчалась в облаках пыли почтовая карета, и внутри неё Гленарван разглядел вооружённых карабинами полицейских. Можно было подумать, что вернулись те печальные времена, когда открытие первых золотых приисков, как магнитом, притянуло в Австралию всю муть и отбросы европейского общества.

В миле расстояния от кильморского шоссе фургон въехал под сень гигантских деревьев. Впервые за всё время путешествия от мыса Бернуили отряд Гленарвана увидел опушку одного из тех австралийских лесов, которые покрывают площадь во много сот квадратных километров.

У всех вырвался из груди крик восторга при виде эвкалиптов, достигающих двухсот футов в высоту, с губчатой корой толщиной в пять дюймов. Их гладкие стволы в двадцать футов в обхвате поднимались на сто пятьдесят футов вверх, причём ни сучок, ни ветка не нарушали их идеальной прямизны. Они не были бы глаже, если бы их обтачивали на токарном станке. Чаща эвкалиптов представлялась глазу бесконечным рядом одинаковых колонн, уходящих вдаль. На огромной высоте колонны эти увенчивались капителью из ветвей, на концах которых росли листья. У оснований листьев кое-где виднелись одинокие цветы, формой своей напоминающие опрокинутые урны.

Ветер свободно разгуливал под этим вечнозелёным сводом. Непрерывные токи воздуха не давали влаге скопляться в почве. Кони, стада быков, телеги свободно могли передвигатьс между широко расставленными деревьями. Здесь не было нй I непроходимых чащ, ни девственных зарослей с валявшимися на земле стволами и густым переплётом ползучих растений, в которых только огонь и железо могут пробить путнику дорогу.

Зелёный ковёр у подножья деревьев, зелёные зонты вверху, далекая перспектива высоких прямых стволов, почти полное отсутствие тени и прохлады, странное освещение, точно лучи света проходили через редкую ткань, — всё это вместе взятое придавало необычайный вид этому лесу, ни в чём не похожему на леса Старого и Нового Света.

Эвкалипт, «тара», как его называют туземцы, принадлежит к семейству миртовых. Отсутствие тени под густыми ветвями эвкалиптов объясняется странной особенностью в расположении листьев: они обращены к солнцу не своей поверхностью, а ребром. Глаз видит эту необычайную листву только в профиль. Поэтому-то солнечные лучи и проскальзывают сквозь листву, как сквозь поднятую решётку жалюзи.

Все путешественники обратили внимание на эту особенность леса и очень удивились, не зная, чем объяснить это необычайное явление. Естественно, что этот вопрос был предложен не кому иному, как Паганелю. Учёный нисколько не смутился и с готовностью ответил:

— Меня удивляют здесь, — сказал он, — не эти странности природы. Природа знает, что и зачем она делает. Природа не совершила ошибки, придав такое странное положение этим листьям. Меня удивляют натуралисты, которые почему-то назвали эти деревья «эвкалиптами».

— А что значит это слово? — спросила Мэри Грант.

— По-гречески оно значит: «я хорошо покрываю». Натуралисты попытались скрыть свою ошибку за греческими словами, чтобы она не бросалась в глаза, но тем не менее факт остаётся фактом — эвкалипт, несомненно, «плохо покрывает».

— Согласен с вами, дорогой Паганель, — сказал Гленарван, — но всё-таки скажите, почему листья стоят ребром к солнцу?

— По очень простой причине, — ответил Паганель, — и вы легко поймёте её, друзья мои. В этой стране, где воздух сух, где дожди редки, где почва иссушена, деревья не нуждаются ни в прямых лучах солнца, ни в ветре. Из-за недостатка влаги деревья бедны соками. Поэтому листья, защищаясь от излишнего испарения, обращают к солнечным лучам ребро своей поверхности. Эти листья ведут себя очень умно.

— Но в то же время и очень эгоистично, — возразил майор. — Они думают только о себе и совершенно не заботятся о путешественниках.