Дети капитана Гранта

– Друзья мои, – ответил Паганель, – нам придется примириться с ужасной мыслью: все это время мы шли по ложному пути! Сержант говорит не о капитане Гранте, а о моем соотечественнике, естествоиспытателе Анри Гинаре, чей спутник Марко Вазелло был действительно убит индейцами. Этого исследователя бродячие индейцы несколько раз похищали, он перенес страшные пытки, но в конце концов ему удалось вырваться из плена и в 1861 году вернуться во Францию. Ныне это один из моих коллег по Географическому обществу…

После такого разочарования ужин прошел без обычных шуток. Если бы какой-нибудь европеец угодил в лапы индейцев на побережье Атлантического океана, это, несомненно, было бы известно коменданту. А значит, путешественникам остается только одно: отправляться туда, где их будет ожидать «Дункан» – к мысу Меданос.

Паганель снова и снова перечитывал документ, заставивший их предпринять столь неудачные поиски, – словно бумага преднамеренно обманула его.

– Раз мы не нашли капитана Гранта в пампе, значит, его нет и в остальной Америке. Мы ошиблись, а послание продолжает хранить свою тайну. И я ее разгадаю, не будь я Жак Паганель!

21 Стихия разбушевалась

Лорд Гленарван предполагал, что путешественники окажутся на «Дункане» через четыре дня. Уже в восемь часов утра на следующий день отряд спускался по травянистым склонам Сьерра-Тандиль. В середине дня путешественники перевалили через горную цепь и оказались на равнине, полого спускающейся к океану.

До этого момента погода стояла прекрасная, но вскоре небо начала затягивать дымка. Огромное количество водяных паров, образовавшихся из-за жары, постепенно превращалось в плотные слои туч. К вечеру лошади, пройдя сорок миль, добрались до берега глубокого водоема. Здесь путники решили остановиться на привал. Пончо заменили им палатки и одеяла, и вскоре все крепко уснули под открытым небом, на котором не было видно ни единой звезды.

На следующий день присутствие подземных вод стало еще заметнее – влага сочилась из всех пор земли. Дорогу начали пересекать мелководные заводи. Лошади с легкостью преодолевали водные преграды, но когда появилась трясина, заросшая болотными травами, продвигаться стало значительно труднее.

Талькав часто останавливал коня и приподнимался на стременах. Иногда он отъезжал на некоторое расстояние то к северу, то к югу, а возвратившись, опять становился во главе отряда. Такое поведение проводника обеспокоило лорда Гленарвана. Он попросил ученого узнать, что происходит.

На вопрос Паганеля Талькав ответил, что никак не может понять, почему почва в этих местах так сильно пропиталась влагой, – даже в сезон дождей по Аргентинской равнине всегда можно беспрепятственно проехать. Поэтому, по его мнению, нужно продвигаться вперед как можно быстрее.

Однако выполнить это было трудно. Лошади, ступая по топкой почве, утомились сверх всякой меры, а вода все прибывала. Всадники пришпоривали коней, но около двух часов пополудни на равнину обрушился тропический ливень, укрыться от которого не было никакой возможности.

Вымокшие, продрогшие, полуживые от усталости, путники лишь к вечеру добрались до полуразрушенного ранчо и забились в жалкую хижину. С великим трудом им удалось развести костер из влажной травы, дававший больше дыма, чем тепла. За стенами бушевала непогода, и сквозь прогнившую соломенную крышу просачивалась дождевая вода.

Скудный ужин не вызвал оживления, и лучшее, что можно было сделать в подобном положении, – это лечь спать. Но и уснуть оказалось непросто. Под порывами ветра стены ранчо поминутно грозили рухнуть. Лошади вели себя беспокойно.

Утром сыпал мелкий дождь, окрестные заводи и болота представляли собой безбрежное водное пространство, где на каждом шагу путников подстерегали предательские провалы. Взглянув на карту, Паганель решил, что Рио-Гранде и Рио-Виварата, в которые обычно стекает дождевая вода с равнины, вышли из берегов.

Пришлось бросить поводья, предоставив лошадям самим выбирать дорогу. Внезапно Таука начал выказывать признаки беспокойства. Конь индейца беспрестанно косился на юг и протяжно ржал, раздувая ноздри.

– Таука чует беду, – сказал индеец.

Слух путешественников уже улавливал глухой рокот где-то у края горизонта. Налетал порывистый ветер, принося с собой водяную пыль. Лошади едва брели по колено в воде, все сильнее ощущая напор течения. Вскоре с юга появились бесчисленные стада обезумевшего от страха скота.

– За мной! – прокричал Талькав, вонзая шпоры в бока коня и поворачивая на север. – Это наводнение!

Все всадники помчались за Таукой. Нельзя было терять ни секунды: милях в пяти на юге виднелся надвигавшийся гигантский водяной вал. Высокие травы исчезали на глазах, словно скошенные исполинской косой; кустарники, вырванные из почвы, неслись по течению. Потоки воды сметали все на своем пути; лошади мчались неистовым галопом, и всадники едва удерживались в седле.

– Быстрее! – обернувшись, крикнул Талькав.