Дети капитана Гранта

В это время раздался выстрел: майор стрелял наугад в стадо. Ему показалось, что одно животное упало, в то время как все стадо, увлекаемое неудержимым порывом, с отчаянным ревом скатилось вниз по склону горы, освещенной отблесками извержения вулкана.

– Нашел! – послышался в темноте голос Паганеля.

– Что вы нашли? – спросил Гленарван.

– Да мои очки! Как они уцелели в таком столпотворении, просто удивительно!

– Вы не ранены?

– Нет, только помят немного. Но что это были за животные?

– Сейчас узнаем, – ответил майор, подтаскивая к хижине только что убитую им добычу.

Все поспешили вернуться в хижину и там при свете огня в очаге рассмотрели «дичь» Мак-Набса.

Это был красивый зверь, напоминающий внешностью маленького безгорбого верблюда; у него была крохотная голова, худое тело, длинные и тонкие ноги, шелковистая, мягкая шерсть цвета кофе с молоком.

Паганель, бросив взгляд на животное, тотчас же узнал его:

– Это гуанако!

– А что такое гуанако? – спросил Гленарван.

– Вполне съедобное животное, – ответил Паганель.

– И вкусное?

– На редкость. Блюдо, достойное Олимпа. Я предчувствовал, что у нас к ужину будет свежее мясо! И какое мясо! Но кто возьмется освежевать тушу?

– Я, – сказал Вильсон.

– А я приготовлю из нее жаркое, – ответил Паганель.

– Разве вы повар, господин Паганель? – спросил Роберт.

– Конечно, мой мальчик. Ведь я француз, а всякий француз в душе немного повар.

Пять минут спустя Паганель положил большие куски «дичи» на раскаленные уголья.

Еще через десять минут ученый-повар пригласил своих спутников насладиться «филеем гуанако» – так пышно он назвал свою стряпню. Никто не стал церемониться, и все с жадностью накинулись на горячее мясо. Но, к глубокому удивлению географа, едва попробовав «филей гуанако», все скривили отчаянные рожи и поспешили выплюнуть недожеванные куски.

– Какая гадость! – сказал один.

– Это невозможно есть, – подтвердил другой.

Бедный ученый сам попробовал кусок «филея» и должен был признать, что это жаркое не стал бы есть даже умирающий с голоду человек. Товарищи стали подшучивать над «олимпийским» блюдом Паганеля; сам он ломал себе голову над причиной, почему мясо гуанако, действительно вкусное и ценимое гастрономами, в его руках вдруг сделалось несъедобным. Вдруг его осенила мысль.

– Понял! – вскричал он. – Я понял!

– Может быть, мясо было несвежее? – невозмутимо спросил Мак-Набс при общем хохоте.

– Нет, ехидный майор, слишком много бежало! Как я мог забыть об этом!

– Что вы этим хотите сказать, господин Паганель? – спросил Том Аустин.

– Мясо гуанако приятно на вкус только тогда, когда животное убивают в состоянии покоя; если же за ним долго охотятся, если его заставляют долго бегать, мясо становится отвратительным. Таким образом, по вкусу мяса этого животного я могу смело заявить, что оно, а следовательно, и все стадо, прибежало издалека.

– Вы уверены в этом? – спросил Гленарван.

– Совершенно уверен, – ответил ученый.

– Но что могло так напугать животных, которые в этот час ночи должны были бы мирно спать в своем логове?

– Не знаю, дорогой Гленарван. На этот вопрос я не могу вам ответить, – сказал Паганель. – Но не стоит ломать себе голову над этой загадкой. Лучше ляжем спать. Что до меня, то я до смерти хочу спать! Спим, майор?

– Спим, Паганель!

Подкинув топливо в очаг и пожелав друг другу спокойной ночи, все закутались в пончо, и вскоре в хижине раздался многоголосый храп.

Лишь один Гленарван не мог сомкнуть глаз. Мысль его невольно все время возвращалась к бегущему в неописуемой тревоге стаду. Что заставило животных нестись очертя голову к пропастям Антуко? Никакие дикие звери не могли спугнуть гуанако. На такой высоте их не могло быть, так же как и охотников. Что же послужило причиной этого бегства?

Гленарвана томило предчувствие близкой беды.

Однако блаженное ощущение покоя после столь тяжелого дня скоро дало другое направление его мыслям, и страхи сменились надеждой. Он представлял себе, как завтра они будут уже в равнинах у подножия Кордильер. Только там начнутся поиски капитана Гранта, и скоро они увенчаются успехом. Гленарван представлял себе, как они избавляют от мучительного плена капитана Гранта и его товарищей. Самые разнообразные картины одна за другой проносились в его мозгу и исчезали, как только внимание его отвлекалось вспышками искр в очаге; Гленарван смотрел на лица спящих товарищей, на мимолетные тени на стенах казухи. Но вслед за тем дурные предчувствия овладевали им с новой силой. Тогда Гленарван напрягал слух, стараясь уловить доносившиеся из-за двери какие-то странные звуки, неизвестно как возникшие в этих безлюдных и пустынных горах. Вдруг ему послышалось, что в отдалении нарастает какой-то грохот, глухой, грозный, как гром, как подземный гул. Этот шум мог быть только отголоском грозы, разразившейся где-нибудь у подножия гор, в нескольких тысячах футов под ними, но тем не менее Гленарван пожелал удостовериться в этом и вышел из хижины.