Дети кицунэ

– Кин и Хидэко ушли, – пояснила девушка. – Говорят, какое-то особое дело. Ками должны благословить наследника… в другом месте.

– Зачем?

Она пожала плечами. Вместе с Камэ мы снова выбрались на улицу. Подруга не находила себе места.

– Жуть, – буркнула она. – Знаешь, у меня такое чувство, будто кто-то весь наш город уже осквернил. Совсем-совсем, до каждого дома. И добрые ками уже больше не помогут.

– А… ты можешь призвать их прямо сейчас? Если, конечно, можно. Я ведь толком-то никогда и не видела, как это выглядит…

– Это тебе не представление с акробатами, – Она обернулась на храм – ни одна мико нас сейчас не слышала. – Ну… если только немного совсем…

Мы отошли за вишнёвую аллею, чтобы уж точно никто не видел. Камэ ещё раз оглянулась по сторонам. Она подошла к одному из деревьев, припорошённому снегом, и закрыла глаза. Положила ладонь на ствол. В туже секунду воздух наполнился сладким, душистым запахом цветов. Ветки громко скрипнули, снежные хлопья, тая и растекаясь, посыпались наземь.

Но самое странное началось потом. Внезапно между веток, появившись будто из ниоткуда, показался маленький розовый нос. Затем чёрные беличьи глазки. Белоснежно-белая летяга, как будто сплетённая из цветочных лепестков, пробежала по стволу и остановилась буквально в суне[10] от руки Камэ. Я не шевелилась – боялась вспугнуть. Момонга[11] скользнула по иссохшим сучьям, и прямо на них, невзирая на холод, проклюнулись крохотные бутоны. Разбухнуть достаточно до цветения у них не было сил, но даже этого хватило, чтобы мико совсем выдохлась. Она облокотилась на дерево, сбивчиво дыша, закрыла лицо ладонями. Зверёк скользнул обратно к своему укрытию.

– Настоящие… – пробормотала я, дотронувшись до бутонов. – Значит, так это выглядит… Как ты это делаешь?

Отдышавшись, Камэ кое-как выпрямилось. Кажется, её задело то, что меня совсем не волновало её состояние.

– Это делаю не я, – фыркнула она. – Это делает О-ки.

– О-ки?

– Отец всех ко-дама. Ко-дама, если ты не забыла…

– Я помню, духи деревьев. То есть ты можешь создавать цветочки на ветках, да?

– Ты действительно такая глупая или просто притворяешься? Это делаю не я, а О-ки, я же сказала. Я просто направляю его голос, чтобы призвать на помощь ко-дама, ясно? Люди, у которых есть живая сила – то есть связь с тем или иным ками, их покровителем, – используют её, чтобы нужные духи их понимали. Как посредник, если уж ты такая непонятливая. Чем сильнее эти нужные духи, чем больше их можно призывать зараз, тем больше эта живая сила, поняла? Это к слову о том, что её, видите ли, никак не измерить.

Вот за «глупую» было обидно. Пожалуй, из-за этого и захотелось прыснуть ядом напоследок.

– А если сила будет исходить не от О-ки, а от… от какого-нибудь злобного ками. Бога разрушений, например. Или бога сме… преображения, – Я усмехнулась. – Что тогда?

Камэ посмотрела на меня, как на сумасшедшую.

– Живые существа не могут питаться силой от таких ками. Так умеют только преображённые.

– То есть мёртвые?

– Преображённые, юрэй, оборотни… Все ёкаи. Поэтому от них лучше держаться подальше.

И пока Камэ окончательно не вышла из себя, объясняя мне такие, по её мнению, самые простейшие вещи, я решила повернуть обратно к дому. Всё-таки, за братцем сейчас стоило приглядывать куда тщательнее.

* * *

У дома сильно пахло псиной. Сначала я решила, что где-то поблизости пробежались псы, как на праздничном шествии, но следы на снегу никак не походили на собачьи. Они были меньше. Две передние подушечки казались какими-то неестественно вытянутыми, а вот задние наоборот, как будто прижимались к лапе. Не собака. Не кошка, не любой другой домашний зверь. Цепочка тянулась куда-то за дом, и я, пока никто не видит, пошла по ней. Загадочный зверёк ускользнул куда-то за ограду. Кажется, запутался в ветках, и оставил на одной из них клок рыжеватой шерсти.

И тут я догадалась. Лиса. Следы терялись среди зарослей, и понять, куда они уходили дальше, было почти невозможно. Я повернула к дому.

– Такеши! Такеши, у дома лиса пробежала!

С кухни выглянула мать.

– Лиса? Какая лиса?

Я показала ей снятый с ветки клок. Мать покрутила его между пальцами. На секунду о чём-то задумалась, но тут же встрепенулась и посмотрела на меня.

– Ужас, – буркнула она. – Из лесу кто угодно прибежать может. Ты по дороге, кстати, Такеши не встречала?

– Нет. А что, опять куда-то ушёл?

Мать снова потрепала шерстяной клочок.

– Как думаешь… – пробормотала она. – Такеши может вдруг уйти?

– Насовсем?

Она кивнула. Вместо того, чтобы выбросить эту перепачканную шерсть, мать зачем-то сунула её в рукав – отложила. Будто на память.

– Нет, – буркнула я. Наверно, не слишком уверенно. – Куда он может уйти?.. И… зачем?

– Он… слишком грезит об отце… Думает, что при нём было лучше…

Мы прошли на кухню.

– Я не понимаю, как можно грезить о том, кто пропал, когда тебе было всего семь, – отрезала я, забравшись в ящик. – Такеши ведь столько было, да?

– Но все эти семь лет они почти не отходили друг от друга, а тут… Харуко, хватит таскать сладкое!