Дети кицунэ

Вдова главы дома Химицу, как всегда, выглядела роскошно. Она шла медленно и плавно, нарочно выставляла высокие сандалии с бархатной подошвой, в руках держала горящий фонарь. Длинный шлейф кимоно придерживали её служанки. Все зрители, кому только довелось это видеть, поразевали рты.

– Камэ говорила, в доме Химицу самая большая библиотека в городе, – прошептала я. – Тысяча книг!

– Если в засуху перед тобой встанет выбор: глоток воды или новая книга, какой жанр выберешь?

Я снова ткнула его в бок. Братец ехидно усмехнулся и тут же приковал взгляд к укротителям огня. Они шли, подкидывая кверху факелы, подожжённые колёса, жезлы и обычные сальные тряпки. Горстки бобов, пролетая сквозь огненные языки, вспыхивали и рассыпались по земле раскалёнными угольками. Один из них подкатился к нашим ногам. Такеши, недолго думая, поднял его голыми руками.

– И как ты это делаешь? – шепнула я. – Почему ты никогда не обжигаешься?

С той же лёгкостью братец раздавил зёрнышко. В сторону полетели золотые искры.

– Видимо, ками огня меня любят, – усмехнулся он. – Бывает.

Ни Такеши, ни мать не любили говорить об этой странности. Объясняли просто – так захотели ками. Вот у соседа, например, весной раньше всего прорастает трава во дворе – значит, ему покровительствуют маленькие земные ками. А кого-то любят ками, живущие в домашней утвари, и готовка у таких выходит куда лучше, чем у тех, кому не повезло. Тем же, кому такой «любви» достаётся очень много, выпадает возможность стать мико, как Камэ, или даже войти в семью кого-то из самураев – так многих мальчишек усыновляют. Правда, у нас в семье таких везунчиков не встречалось. Только братец с его огнестойкой кожей – значит, чем-то он им понравился.

– Глянь-ка, как они огнём крутят, – тихо протянул Такеши.

Акробат с огненным жезлом подпрыгнул, и по сторонам посыпались яркие зёрнышки искр. Зрители отшатнулись, но быстро залились смехом. Уставились на следующего – с пылающим веером, который вился вокруг своей оси так быстро, что напоминал огненное колесо.

Но вдруг – огонь потух. Артист усмехнулся и попытался быстренько подпалить веер от второго, но и тот мгновенно погас. Знак нехороший. Очень скоро это заметили другие трюкачи и ещё несколько артистов. Они заметно замедлились, не отрывая глаз. Несколько висящих поблизости фонариков тоже померкли. Затихли музыканты.

Люди вокруг зашептались. Снова, снова нехороший знак. Артисты с потухшими факелами зашагали вперёд, но и без них под крышами домов угасло несколько ламп.

– Что там? – крикнул кто-то.

Какая-то весёлая компания человек из десяти взялись за потухший фонарь. Мы с остальными зрителями наблюдали с другой стороны улицы. За спиной резко потемнело. Расплакался ребёнок. Кто-то взвизгнул, потухло ещё несколько ламп.

Улица стремительно гасла. Некоторые поскорее заторопились уйти, другие принялись оглядываться, третьи зашептали слова мантр.

– Кровь! Кровь! – раздался женский крик. – Здесь кровь!

Мы оглянулись. Первым делом в глаза бросился опрокинутый бумажный фонарик. Перепуганная женщина стояла рядом с ним. Кажется, она хотела проверить, не закончилось ли масло в лампадке, но вместо него фитиль пропитался…

Да. Действительно, кровь. Как будто кто-то слил всё масло, а заместо него заправил что-то густое и тёмно-бурое…

И вдруг – соседний фонарь, по-прежнему болтающийся под крышей, буквально лопнул. Кровь брызнула на одежду женщины. Толпа отхлынула назад, но всё никак не переставала наблюдать – а что будет дальше?

Кровь полилась из всех фонарей. Она стекала наземь, пачкала одежды, оставляла следы на стенах. Воздух напитался едким запахом гнилого мяса. Люди принялись затыкать носы и морщиться от вони, кто-то схватился за защитные амулеты. Многие ушли – даже не ушли, сбежали…

– Харуко, пойдём… – пробормотал Такеши. – Харуко, быстрее, здесь небезопасно!

Вперёд толпы вышел самурай. Все тут же стихли. Улица становилась всё темнее и темнее, слышались шаги – народ уходил. Ни о каком шествии теперь не могло быть и речи. Только многие, как и я, просто не могли оторвать глаз. Это ведь что-то странное, что непонятное, что-то чужое…

– Кто-то просто пошутил, – холодно и чётко проговорил самурай. – Это просто краска.

Он склонился и обмакнул пальцы в лужицу. За ним наблюдали сотни глаз. Воин пригляделся, поднёс масло к носу, по-собачьи принюхался. Кажется, хотел что-то сказать. Но не успел он даже отвести руку от лица, как кровь на ней буквально вспыхнула – вернулся огонь, погасший в фонарях.

– Он горит! – завопила женщина. – Горит!

Улицу снова залил свет. У кого-то загорелась одежда, в другом месте вспыхнула брошенная соломенная накидка. Самурай взвыл и принялся тушить собственную руку, охваченную огнём. Он закрывал лицо ладонью, пытаясь не допустить к ней воздух, кричал, дрыгался, бился и дрожал, как на холоде…

– Огонь не гаснет! Воды! Воды несите!

– Харуко, пожалуйста, идём…