Дети Крылатого Змея

— Больше… статистика лжет… статистике никогда нельзя верить, но это секрет, глупая девочка, — Джессемин поднесла свирель к губам. — Мне не нужен был сильный дар, яркий… мне хватало и малого.

— Погоди…

Мысли сбивались.

— То есть… ты…

— Вы… никогда не стоит забывать о вежливости.

Ага, самое время для поклонов. Но Тельма стиснула зубы.

— Вы ездили по стране. По приютам. Выбирали… Те, кому повезло родиться с ярким даром, отправлялись в ваш приют. А вот остальные… вы возвращались потом?

— Зачем возвращаться? Я их просто звала… они приходили… — Джессемин погладила свирель. — Все приходили… и ты придешь… не надо упрямиться.

— Не буду.

Тельма ударила.

Она умела драться. Пришлось. Наука первой крови, которая вбивалась в глотку, пережатую чужими руками. Закреплялась болью. Стыдом… и снова болью.

В самый первый раз Тельму просто избили.

Что может домашняя девочка? Ничего, кроме слез, но слезы бесполезны. А вот умение вцепиться в противника зубами и когтями — дело иное… держать. Душить. Давить. Не обращая внимания ни на крики, ни на визги…

…Джессемин не визжала.

Она слишком привыкла к покорности жертв, а потому растерялась. И свирель выпустила… и отступила, пусть не к краю пирамиды, но к алтарю.

Так даже лучше.

Она покачнулась от второй пощечины.

И схватилась за разбитую губу.

Взвизгнула тоненько, когда Тельма ударила в мягкий живот… рыхлая неуклюжая женщина, которая решила, будто Хаос ее спасет.

Свирель.

Сила.

Глупости. Сила — это не то, на что стоит полагаться. И Тельма, вцепившись в волосы соперницы, с наслаждением приложила ее лицом о край алтаря.

Джессемин попыталась вырваться.

Она бестолково махала руками, верещала что-то, развеивая остатки музыки, и эти крики доставляли Тельме несказанное удовольствие.

Вот, что ей было нужно.

Не справедливость… в Бездну справедливость, Бездна примет все. А именно чужая боль. Бессилие. Кровь по лицу, чтобы само это лицо при каждом ударе теряло всякое с лицом сходство. Запах страха, чужой и яркий. Безысходность. И ощущение собственной власти.

Камень, сталкивающийся с плотью.

Камень, меняющий эту плоть.

Что там в учебниках писали? Мягкие ткани… мышцы… кости… носовая — тонка… и если так, то давно уже сломана. Височная? Эта женщина не заслуживает иного, и тьма с Тельмой согласна. Тьма бурлит и вздыхает, она почти счастлива, ведь Тельма теперь…

…она разжала руки, выпустив безжизненное тело.

…убийца.

Она теперь убийца. Ничем не лучше Джессемин.

Или безумного своего дядюшки, который видел все, но и не подумал вмешаться.

— Ты все сделала верно, девочка, — Тео подошел сзади и положил ладони на плечи Тельмы. И ладони эти были холодны, тяжелы, тяжелее каменных сводов пещеры. — Ты все сделала верно…

…неправда.

…она сделала именно то, что от нее ждали, а это ошибка… и Тельма не знает, как исправить эту ошибку.

— А теперь сыграй, — в мокрые ее руки вложили свирель. — Сыграй для них. Ты же хочешь, чтобы они были счастливы? Так подари им счастье. Не стоит плакать… слезы — это просто вода.

Мэйнфорд был счастлив.

И состояние это, следовало признать, доставляло некоторые неудобства. Оно было сродни новым ботинкам, всецело замечательным, дорогим, но все одно неудобным.

Необжитым?

Но Мэйнфорд все равно был счастлив.

Он стоял на стене и глядел на море.

Ветер стих.

И море в кои-то веки успокоилось. Ныне оно гляделось куском оплавленного стекла, и Мэйнфорд задумчиво собирал оттенки.

Синий.

Зеленый.

Капля желтизны.

Лиловый и фиолетовый.

Бирюзовый, кажется…

…откуда у него время на такую ерунду?

Не имеет значения. Главное, что оттенков множество, а море… море готово ждать, пока Мэйнфорд не сосчитает все. Ему тоже хочется покоя. Хотя бы иногда.

На мгновенье.

А потом Мэйнфорд вернется в замок… или не в замок? Есть же место, куда он должен вернуться во что бы то ни стало, но… он забыл. И если так, то имеет ли смысл возвращаться?

Его не ждут.

Но он счастлив. Парадокс.

…неправильно.

…нелогично.

У Мэйнфорда нет ни одной объективной причины для счастья. Его семья, какой бы она ни была, перестала существовать. И он тоже в скором времени уйдет за грань, если, конечно, не сумеет вернуться.

Еще бы вспомнить куда.

…к кому.

…к женщине, которая не испугалась Зверя.

…к Зверю?

Его не существует. И ее тоже. Море знает наверняка. Оно ведь никогда не лгало Мэйнфорду.

…никогда прежде. Но и никогда прежде море не было столь обманчиво спокойным. Если присмотреться — Мэйнфорду ведь несложно присмотреться, — он увидит дно. Гребни каменных драконов и раззявленные пасти их, в которых еще лежат осколки кораблей. Он сможет поднять любой. Не об этом ли Мэйнфорд мечтал, будучи подростком?

Отыскать клад.

Море подарит ему пузатую каравеллу, в трюмах которой лежат сундуки, наполненные золотым песком и монетами. А если ему не по вкусу золото, то у моря найдется замена.

Вот корвет, севший на скалы.

Он безнадежно мертв, и все-таки в глубинах его переливается всеми оттенками синевы древняя корона… нет, не альвийская, ее носили люди, но и человеческие короли имели немало тайн.

Мэйнфорд может прикоснуться к одной из них.

Или не одной?