Дети Морайбе

Расцветают сады; цветы и солнечные панели поворачиваются к солнцу. Из солнечной энергии, водорослей и CO₂ получаются искусственные белки, их варят, жарят и пекут; из них делают тесто для пасты и пиццы.

Дни до́лги, энергии вволю, и в подвалах Саутсайда коротает время Ирма. Вычисляет, оптимизирует, отлаживает. Дожидается момента, когда ей можно будет выйти в более красивый, эффективный, предельно логичный мир.

Она по-прежнему считает «мясных» людей уморой.

Обмелевшее государство

На углу 17-й улицы и Фридом-стрит застыла одинокая человеческая фигурка. Амос Хослов взирает на часы, вспыхивающие над ним янтарным светом. Старый, примитивный цифровой стиль, брусковые символы. Время и температура пробегают взад-вперед по синусоиде.

1:00 утра… 97f

1:01 утра… 97f

1:02 утра… 98f

Капли пота сверкают драгоценными камнями в янтарном сиянии. Пот стекает со лба, оставляя улиточные следы на пунцовых щеках и морщинистой шее и впитываясь в рубашку. У Амоса избыточный вес; щеки – как брылья бассета, живот перевешивает через брючной ремень. Уже не получается втянуть в себя внутренности так, чтобы удалось застегнуть полы траченного молью черного пиджака. Но и не хватает решимости отказаться от привычной старой одежды и купить на размер больше. Правда, брюки по-прежнему впору. Зад не толстеет. Вернее, толстеет, но не слишком быстро. Заметно растет только живот.

Амос смахивает пот со лба. Смотрит на часы, ждет.

Температура повышается.

99f

Часы жужжат и мерцают. Брусковые символы вздрагивают. Градусы идут вниз.

97f

– Почему ты так часто на них смотришь?

Мина подошла сзади – умеет подкрадываться. Он толст – она стройна. Он светлокож – она смугла. Он стар – она молода. У нее длинные черные глянцевитые волосы, а у него осталось лишь несколько потных седых прядок. Мина – это Мина; она всегда одета с иголочки. Кремовая блузка, черный приталенный жакет, юбка в тон, каблуки. Каблуки – потому что она невысокого роста. Чуть выше пяти футов. По крайней мере в этом Амос ее превзошел.

– Интересно же, что творится в их мозге, – отвечает Амос, не сводя глаз с часов. – И как они себя при этом чувствуют.

– Ничего там не творится. Просто работает программа.

– А мне представляется, что часы думают. Ну нравится мне воображать, что им не все равно, что они пытаются размышлять. Сейчас такие успехи в области искусственного интеллекта. Может, часы мечтают…

– Об электроовцах? – ехидно подсказывает Мина.

– Человеку свойственно антропоморфизировать, – говорит Амос, по-прежнему следя за сменой цифр на табло. – Гляди, сейчас будет новая попытка.

Часы показывают 99f, и краткий миг цифрового мельтешения как будто говорит о том, что температура силится еще приподняться. Затем устройство зудит, словно напоровшись на изгородь под током, и градус уменьшается.

– Я это чувствую, – произносит Амос. – Чувствую усилие, это стремление вверх. Чувствую попытку, пусть она и напрасная. Это так по-человечески – бороться, даже если дело безнадежно.

– Разве по-человечески? Мне всегда казалось, что по-человечески – это когда лапки кверху.

– Девочка, ты цинична.

– Я из циничного поколения.

– Так вот, я считаю, что часы достойны уважения. И твоего тоже. Они не сдаются. Так же, как и мы.

– Я бы их больше уважала, если бы они показывали по Цельсию, – говорит Мина.

Амос сухо смеется:

– Да, однако в той, другой стране граница не превышала бы… сорока градусов, пожалуй. Сорок, а не сто. Сколько дней с температурой за сорок? Да ни одного. Видите? Все наши приборы это подтверждают.

Мина трогает его за локоть:

– Не стоит нам торчать снаружи.

– Твоя правда. Просто я люблю смотреть. И думать.

Мина уводит Амоса от часов к боковому входу в здание госучреждения. Дверной проем завален мусором. Девушка, пока ищет ключи, ногой отшвыривает бумажные стаканчики и обертки от бургеров.

– И чего б тебе не носить обувь попрактичнее? – спрашивает Амос, давая пинка тряпке, которая выглядит так, будто бомжи вытирали ею задницу.

– Я и на каблуках невеличка.

Мина ковыряет ключом в замке и толкает плечом дверь. Та не поддается.

Это старомодная дверь с массивным стальным замком. Тяжелые ключи лязгают – Мина пробует их по очереди.

По мере того как окружающий мир становится все виртуальнее, Амоса все пуще манит и чарует материальное. Тяжелое, скрипучее, ржавеющее, клинящее. Оказывается, не так-то просто заменить материальный замок. Нужен человек, следящий за подобными вещами. Нужна функционирующая бюрократия, сообщество людей, организованное таким образом, чтобы мелочи не оставались без внимания. Кто-то должен заметить. Кто-то должен озаботиться. Кто-то должен поручить кому-то добраться по страшной жаре до указанного адреса, высверлить замок и поставить новый. Кто-то должен раздать новые ключи тем, кто еще пользуется дверью. Уйма вовлеченных людей, уйма человеко-часов, уйма согласований…