Дети ночных цветов. Том 2

– Ладно, – Бонни тяжело вздохнула. – Чего уж теперь, – она натянуто улыбнулась. – В конце концов, не ты меня сделал такой. – Черты ее лица снова стали жесткими. – Они всем нам испортили жизнь.

– Да.

– И еще многим испортят. – Бонни прищурилась, вглядываясь Томасу в глаза. – Когда мы сидели на крыльце, днем, после того, как ты избил Хоскинса, и до того, как появилась Вера Ренци… Ты сказал, что хочешь убить их всех… Это правда? Потому что если да, то я хочу поехать с тобой. Вместе. В Милвилл. За себя, за свою мать, за Донована, твою сестру, тебя… За всех, кому они испортили жизнь и кому еще собираются испортить. – Она дождалась, когда он кивнет. – Ты вспомнил что-нибудь о Милвилле?

– Немного. – Томас выдержал пристальный взгляд Бонни. – Думаю, у Хоскинса можно будет узнать много полезного.

– У Хоскинса? Разве ты его не убил?

– Он заходил, когда мы с тобой… – Томас замялся.

– Понятно, – кивнула Бонни. Когда они вышли на улицу, Хоскинс сидел на крыльце. Его лицо было покрыто пылью и засохшей кровью. Сломанный нос наклонился набок. Пара зубов была выбита.

– Я слышал, о чем вы говорили, – сказал он, не глядя на Бонни и Томаса.

– И что? Ты поможешь нам? – спросила Бонни.

– Не вам. Себе. – Хоскинс закряхтел, поднимаясь на ноги. – Хватит бежать. – Он пошатнулся, вытянул руку, надеясь, что Бонни или Томас помогут ему устоять, снова упал. – Да. Верно. Так все и должно быть. – Бадди снова начал подниматься на ноги.

– Как хорошо ты знаешь Милвилл? – спросила его Бонни.

– Нет, – замотал головой Томас. – Ты не посадишь этот мешок с дерьмом в мой «Бентли»!

– И как, интересно, ты меня остановишь? – она показала ему ключи от его машины.

– Черт! – Томас растерянно хлопнул себя по пустому карману. – Надо было тебя убить! – прошипел он Хоскинсу.

– Все еще ненавидишь меня за то, что я бросил тебя в Милвилле? – спросил его Бадди.

– Что?! Причем тут это? – растерялся Томас.

– Когда мой отец бросил нас с матерью, я его ненавидел.

– Ты не мой отец.

– Не говори, что ребенком ты не хотел этого. Здесь, в этом отеле. Когда мы жили как одна большая семья. Я помню. Ты был очень сильно привязан ко мне.

– Мне было шесть! – Томас снова сжал кулаки. Бадди отвернулся.

– Пойду подгоню машину, – сказала Бонни, решив, что если Томас что-то сделает сейчас с Хоскинсом, то она не станет вмешиваться.

Но Томас не сделал. Наоборот. Он помрачнел, замкнулся.

– Ты уверен, что тварь, о которой ты рассказывал, оставила тебя? – спросила Бонни Хоскинса, когда они отъехали от отеля. – Потому что то, как ты себя ведешь – это… это странно. Очень странно.

– Мне просто страшно.

– Страшно?! Не думала, что у такого, как ты, мог остаться страх.

– Наверное, поэтому тварь так долго и управляла мной. Она знала, что я боюсь, знала, как заставить меня подчиняться. Я боялся боли, боялся страданий. Боялся, что любое непослушание повлечет жестокое наказание.

– Думаю, об этом знала не только тварь. – Бонни не смогла сдержать ехидной улыбки. – Поэтому ты согласился помочь, когда Донован сжег твое лицо? Тоже испугался боли?

– Ему помог не я. Ему помогла тварь. Донован мог убить меня, а это значит, что умерла бы и тварь. К тому же Донован не собирался останавливать меня. Ему нужна была только собственная жизнь.

– Сколько всего таких, как я?

– Десятки. Я помню десятки. Но перед тем как тварь покинула меня, мы снова поселились в индейской резервации, но на этот раз у нас были грандиозные планы.

– Все-таки Доновану нужно было тебя убить. Дождаться, когда ты выполнишь свою часть договора, и убить. – Бонни поджала губы, заставляя себя замолчать. Молчал и Хоскинс.

Мыслей в голове почти не осталось. Здоровых мыслей. Все остальные были черными, воспаленными, с содранной кожей. Собственная голова превратилась в камеру заточения, в которой каждая стена наполнена ужасными картинами боли и страданий. В камеру, где есть слабая надежда на свет – крохотное, затянутое решеткой окно, через которое не выбраться, но которое позволяет не свихнуться окончательно, не стать заложником безумия и отчаяния диких настенных рисунков, скрывавших все прошлое, все хорошее, что было прежде в жизни. Рисунки и надписи. Частично утерянные химические формулы, брошенные кем-то фразы, обрывки писем, клочья обещаний. Где-то там было обещание, данное Бадди много лет назад Трэйси. Обещание вернуться за ней. И где-то там была химическая формула, позволившая твари открыть ворота в другой мир, чтобы выпустить души убийц и маньяков на свободу.

– Нам нужно остановиться, – сказал Бадди, как только они оказались в Честоне.

– Решил сбежать? – презрительно скривилась Бонни.

– Нужно сделать покупки. – Хоскинс застучал уродливой рукой по стеклу, показывая на магазин. – Мне нужно сделать зелье.

– Снова зелье? – зашипела на него Бонни.

– Зелье, которое сможет открыть ворота в другой мир. Мы выпустим тех тварей в город. Они будут слабы и будут искать новые сосуды, новых детей, но детей не будет… А утром они умрут.

– Все?

– Все, кого удастся выпустить.

– Тогда нам понадобится много зелья.

– Очень много! – глаза Хоскинса вспыхнули безумием.