Уже потом, годы спустя, Дубов вышел на одного из оперов, что работали в тот день на месте. Непосредственно в том самом подвале. Бибиков Алексей Петрович, отставной капитан милиции, охотно согласился поговорить, словно хотел облегчить душу или исповедаться. Дубов приехал к нему в маленький домик в дачном поселке в Могилевской области, где тот выращивал цветы и разводил пчел. Они сидели на просторной деревянной террасе в плетеных креслах.
– Ничего покрепче не предложу, – сказал Бибиков, разливая по стаканам и протягивая Дубову смородиновый морс, – Сам не пью. Уже пять лет, как жена умерла. Ничего?
– В самый раз, спасибо, – Дубов с благодарностью принял прохладный напиток.
– Вы, извиняюсь, по званию кто? Вы не говорили, но я сразу понял. Профессиональное.
– Майор.
– Товарищ майор, вы уж простите, но мне так проще, привычка. Сам-то я в операх всю службу старлеем проходил. Только перед самой отставкой капитана дали, за выслугу. Не было у меня карьерного роста. Да и с начальством проблемы случались. Полковник Марушевич, он у нас главным был. Вот не сошлись с ним характерами. Не был я у него в любимчиках. Он был скользкий, изворотливый, а я прямой. Чуть что, напролом шел. Жена еще ворчала, мол, до пенсии в лейтенантах проходишь. А я не мог по-другому, понимаете? Марушевича потом взяли за превышение полномочий. Может помните, громкое дело было по наркотикам в две тысячи пятом? Ну да ладно, это я так. О своем…
Он залпом осушил стакан, налил себе еще из стеклянного графина.
– Вы хотели поговорить насчет секты. Пятнадцатое октября девяносто девятого, как сейчас помню. И вряд ли когда забуду. Мы приехали сразу, как только узнали, что в Черноозерске чэпэ. До этого было сообщение о беспорядках в Полоцке. Что сектанты захватили Софийский собор. За этим их братством… или как их там?..
– Церковь, – подсказал Дубов, – они называли себя церковью.
– Да, точно. Еще про отца там что-то. Так вот, следили мы за ними уже давно. Как только стали поступать сведения о собраниях их, листовки эти по городу, брошюры. Я тогда служил в Новополоцком ГОВД. Работали мы в тесном контакте с Полоцкими, города рядом, так сподручней. В самом Черноозерске отдела не было, расформировали. Только участковые тамошние. В те времена очень серьезно стоял вопрос насчет влияния всех этих новомодных течений, как их называли. Секты, короче. Свидетели Иеговы, адвентисты, баптисты, пятидесятники. Сейчас их вроде даже официально признали у нас. Хотя не знаю точно, не интересовался вопросом. Тогда еще в девяностых пугали нас сатанистами. По Новополоцку, помню, повадился кто-то кресты малевать перевернутые. Еще звезды эти, чертей всяких. Ночью в церковь вломились как-то, тоже изгадили все там, разрисовали. Собак повешенных находили в подъездах, кошек. Потом мы словили какого-то психа, который во всем признался. После этого вроде как утихло. Но вообще время было… странное. Помните насчет белых братьев в Киеве, что они там творили? А в России все эти новые пророки? Каждый год что-то новое. Да и во всем мире что делалось.
Бибиков поудобнее устроился в кресле.
– Девяносто девятый значит… В Черноозерск мы прибыли с группой захвата. Звонок поступил от местных, которые видели сектантов на дороге из города. Что-то они там кричали, волосы рвали, по земле катались. Как будто… не знаю, потеряли что-то… так вот, первыми на штурм пошли спецы, вызывали отряд из области. Мы пока в оцеплении стояли. После боя…
– Боя? – Дубов оживился. – Был бой? У сектантов было оружие?
– Ну да. Двустволки, обрезы. В общем, потом зашли мы, опергруппа. Это было в здании универмага. Тогда он заброшенный стоял уже несколько лет. Спецы там уже вовсю работали. Орали, стреляли, вязали этих. Нам еще маски выдали, против газа. И тут помню крик «Сюда, сюда!». Снизу, значит. Я пошел. Первое, что увидел – дверь в подвал. Здоровенная такая и черная, как пасть. И дым оттуда валит. А перед дверью один из группы захвата на коленях стоит. В броне, шлеме, с автоматом. И плачет, рыдает так, по-детски. Они ребята крепкие, выносливые, всякое видели, многие Афган прошли, а тут такое. Меня это поразило. Я подошел, а он глаза поднял и шепчет мне, там дети, мол, дети. Тут мне сразу не по себе стало. И дрожь по телу, аж затрясло всего. Я внутрь вошел. Хорошо, что в этом противогазе был, а не то в обморок бы грохнулся. Напарник мой, Витек Карельский, пацан-стажер, через минуту выбежал. Рвало его долго.
Он помолчал, явно собираясь с мыслями.