– В каком-то смысле, Она уже была, – продолжал тот. – В Начале. Богиня Рождающая, перенасыщенная потенциальность Пустоты. Потом мир, что зовется «Земной Юдолью», «Лучшим из миров», он, как куколка, созревающий кокон… И пребудет Богиня Забирающая. И уж коли у нас возникла пауза на твою адаптацию, скажу тебе дальше: есть мнение, что Бог-Отец поднялся над ней Небом, и их дитя – «Земная Юдоль», манифестированный мир. Так вот, именно ради этого я начал разговор: это мнение – досадное заблуждение. Понимаешь? В том числе,
Миха лишь молча смотрел на него, ничем не выказывая своего участия в беседе. Визитер моргнул и досадливо развел руки:
– Так во имя чего? Зачем артачиться? Во имя наивных заблуждений своего детского друга? Своих заблуждений, попахивающих болезнью: этот твой сон про Одри Хепберн – это вообще что такое? Он, кстати, где-то там, в одной из капсул. Еще увидишь. Еще много чего увидишь… хм, греза о Диане.
– У меня нет грезы о Диане, – спокойно проговорил Миха-Лимонад.
Саруман, словно сбитый с толку, обескуражено посмотрел на Миху, словно своей болтовней он зачаровывал и себя. Затем выставил перед собой руки раскрытыми ладонями вверх:
– Вспомни, в конце концов, как нелеп и жалок… этот скоморох, этот Ярило-хуило? А каким он когда-то был… О-о! Великолепным, могущественным. – И опять его голос вытеснил все другие звуки. – Не побоюсь этого слова – Великим! Это он и подобные ему со своей ветхой памятью, застрявшей в заре веков, втемяшили в голову идею о диком неукрощенном самце. Он – голубчик… Свободный океанос древних – занятная химерическая греза, хотя на деле – всего лишь отравление памяти. Все эти благородные, исполненные отвагой и плюющие на свою жизнь рыцари, воины-поэты, мореходы, не имеющие иной цели, кроме как плыть… Все эти самурайские сны о древнем звоне клинков… Где все это?
Ночной гость снова развел руки в стороны, казалось, еще более досадливо:
– Ушло. Навсегда. Мир сократился в размере, и мужская автономия – это скоморох Ярило-хуило. А теперь главное: ты можешь быть спасен.
В ответ Миха лишь внимательно посмотрел на визитера. Тот ждал вопросов, но их не последовало.
– А ты немногословен, – наконец сказал тот. – Но сейчас это не поможет. Ты уже вряд ли сможешь отказаться от моего предложения. Нет-нет, – он отмахнулся, – без всякого нажима с моей стороны. Никакого давления. Ты сам, только сам решаешь. Но как только поймешь,
– Все это крайне мило, – скупо улыбнулся Миха, – и даже где-то любопытно. Но я-то тут при чем?
– Повторяю: ты можешь быть спасен, если мы избежим конфликта целей.
– Ты вроде не настолько туп, – хрипло проговорил Миха-Лимонад, – чтобы развлекаться игрой в тридцать сребреников.
– Ладно-ладно, не злись. В каком-то смысле я тоже лишь то, что есть у тебя в голове. А от разборок с самим собой возникают проблемы с пищеварительным трактом. Сам же утверждал.
Включенная аварийка все так же пульсировала своим ритмом, только теперь стало значительно светлее.
– У нас еще будет время для бесед.