Дети Розы

— Ты помнишь уборную на улице? А как отец повесил на дверь мишень для дарта?

— Я никогда этой уборной не пользовалась, — ответила Лялька. Но помнила: эта будка ее всегда пугала сладковатым неопределенным запахом и голубоватой паутиной по углам.

— Ну и сукин сын он был, — сказала Лялька. — Помнишь? Как-то из кучи угля высунулся такой забавный зеленый росток, и мама поливала его каждый день в надежде, что это какой-то цветок. Так продолжалось очень долго. А потом оказалось, что это сорняк. По крайней мере, он так сказал. Я только знаю, что он был желтый.

— А я маму почти не помню, — сказала Клара.

— Да она была в доме просто-таки рабыней, бедняжка. Считала каждый пенни. А стоило ей напомнить ему о том, какое приданое за ней дали, он ее бил. Мерзавец.

— Лялька…

— Да, да, мерзавец, нет, что ли? Что он для нас с тобой сделал? Мне, впрочем, было наплевать. Но ты-то была способная, разве не помнишь? Ты должна была что-то предпринять. Как-то бороться…

— Ты так считаешь? Из этого все равно ничего бы не получилось.

— Напротив, получилось бы. Ты могла бы жить иначе. Училась бы в университете. И уж точно не вышла бы за Перетца.

— Не хочу говорить об этом, — сказала Клара решительно.

— Даже сейчас это могло бы помочь, — сказала Лялька.

— Я, пожалуй, возьму яичницу с жареной картошкой.

— Отлично. Вот что я надумала, послушай. Почему бы тебе на Пасху не отдохнуть недельку? Никакой роскоши, ты можешь просто взять тур по фиксированной цене. Немного поваляться на солнце, и пусть наконец тебе подают еду для разнообразия. Что скажешь? — И, повернувшись к официанту: — Я возьму камбалу, если она свежая.

— Ты очень добра, — с сомнением в голосе сказала Клара, — но я не уверена, что Перетц позволит. Позволит тебе платить за нас.

— Что? Я вовсе не предлагала платить за него. Кто-кто, а он в отдыхе не нуждается. У него не жизнь, а сплошной отдых.

— Болеть, — возразила Клара, — не значит отдыхать. Но все равно, спасибо. Однако без него я поехать не смогу. Это было бы нехорошо.

— Почему же? Неужели Перетц, чтоб ему, не сможет прожить неделю без тебя?

— Если и смог бы, — упрямо возразила Клара, — не в этом дело. Он обидится. — Лялька промолчала. — Я не могу вот так вот взять и оставить его одного.

— Ты уверена, что он болен? — осторожно спросила Лялька. — По-настоящему болен. Я что-то не замечаю, чтобы он изменился.

— Ты просто редко его видишь, он действительно болен, не сомневайся.

— Нервы, должно быть, — язвительно сказала Лялька.

— Ты отстала от времени, — Клара рассердилась. — Он серьезно болен. Когда лежит в постели, то едва может пошевелиться. Просто лежит, и все. Нет сил на него смотреть. Он даже есть не хочет. И вообще жить. Весь стол завален таблетками. Ему надо принимать четыреста миллиграммов ларгактила в день, но он отказывается. Говорит, что не хочет облегчить свои страдания. Но его все равно кладут в больницу и прикладывают к голове электроды. Тогда ему становится лучше.

— Ну да, и он снова начинает тебя изводить.

— По крайней мере, ему лучше. У него опять рождаются всякие проекты. Но ему вечно не везет.

— Ну да, не везет. Ладно, давай посмотрим. Сначала это была табачная лавка на углу. Они торговали там двадцать лет, прежде чем ему удалось ее заполучить.

— Прежде чем появилась идея с парковкой, ты хотела сказать.

— Вот именно. Но он умудрился и там напортачить.

— Я не говорю, что он хороший бизнесмен.

— Еще бы, если он орет на клиентов.

— Но ему все же удавалось получать неплохую работу.

— А почему его неизменно увольняли?

Клара вспыхнула.

— Он никогда не опаздывает. Работает очень старательно. Так написано во всех его характеристиках и рекомендациях.

— Но тогда почему он нигде не задерживается? — горячилась Лялька. — Впрочем, ты и сама знаешь почему, разве нет?

— Да, он не может с собой совладать, — согласилась Клара. — Он не выносит, когда ему указывают, что делать.

— Да он всех не выносит, — холодно сказала Лялька.

— Это неправда. — Клара опустила глаза.

— А что тогда ты скажешь о его работе в пабе?

Поначалу Перетцу там нравилось. Заведение называлось «Голова вепря». Он даже как-то в шутливой форме поговорил об этой работе с Лялькой по телефону. Место что надо. На столиках свечки, официантки в юбчонках чуть не до пупа только разносят меню. Повара, конечно, мужчины, и все остальное тоже делают мужчины: подают еду, открывают бутылки и прочее.

Лялька было подумала, что он там моет посуду, но промолчала.

— Я пока только узнаю, что к чему, — сказал он. — Может, открою и свое заведение. Через несколько месяцев.

Но неприятности возникли задолго до этого. Он повздорил с поваром.

— Бедняга, — рассказывал Перетц, — он там всех до смерти боится. Одна жалоба — и он уже заламывает руки и ищет, на кого бы свалить вину. А эта шушера устраивает шум просто для того, чтобы произвести впечатление на девиц, с которыми пришли. Должен же кто-то поставить их на место.

Повар был немолод, боялся потерять работу. У его жены был артрит. Время от времени он приносил домой куропатку-другую. Своим местом в «Голове вепря» он очень дорожил, к Перетцу относился совсем неплохо.