Дети с улицы Мапу

Только Шмулик собрался выйти, как в избу ввалились Анатолий, Алешка и еще двое партизан.

— А ну, парень, примерь-ка сапоги! — позвал Алешка.

— Нечего мерить, — скривилась Лиза, — иль ты без глаз? Обе его ноги в один сапог влезут.

— Хозяйка, — повернулся Анатолий к бабе, — нужны нам сапоги для этого парнишки.

— Батюшки, родимый ты мой! — подскочила к нему баба, пытаясь поцеловать у него руку, — Пожалей!

Анатолий вырвал руку и хотел уже было выйти, как взгляд его упал на сундук.

— Хлопцы, — приказал он, — откройте-ка этот Ноев ковчег!

Баба попыталась преградить им дорогу.

У Алешки лопнуло терпение, схватив ее за локоть, он оттолкнул хозяйку в сторону. Ударом топора сбил замок и поднял крышку.

Анатолий подошел, заглянул внутрь, и кровь бросилась ему в лицо: сундук был битком набит награбленным у евреев имуществом: скатерти, простыни, пододеяльники… Среди белья торчали, подобно острым кинжалам, серебряные бокалы, ящички для благовоний, субботние подсвечники.

— Хлопцы! — только и сказал он…

Все, что случилось потом, происходило в полной тишине. Баба замолкла. Шмулик и не заметил, как она вместе с двумя детьми «испарилась» из дому.

— Лиза, — обратился Анатолий к фельдшерице, — все белье забирай себе. Он сам взял наволочку и сложил в нее подсвечники и бокалы. Шмулик надел брюки и узкий пиджачок из того же сундука. Однако обуви ему не нашлось.

— Нужно поискать в погребе, — посоветовал Алешка.

Засветив лучину, он поднял несколько досок, и партизаны увидели лестницу. Не долго думая, Алешка спустился в погреб. Шмулику приказали стоять у лестницы и светить.

— Ребята, смотрите, тут прямо клад! — послышался возглас Алешки.

В углу погреба партизаны обнаружили тонкие и грубые обработанные кожи и даже скроенные сапоги. С радостными криками они вытащили находку наверх.

— Теперь сошьем тебе сапоги — красота! — хлопнул Алешка Шмулика по плечу.

Васька — боевой партизан

К весне Васька уже был настоящим партизаном. Он уже забыл тот день, когда впервые взял в руки винтовку. Быстро освоил он оружие, научился попадать в цель. Винтовка у него блестела. В ранце его рядом с «неприкосновенным запасом» — несколькими кусками черного хлеба с салом всегда лежала мягкая тряпка для чистки винтовки. На ногах у него были новенькие сапоги, хорошо смазанные дегтем, чтобы предохранить кожу от сырости.

На другой день после «бомбежки» Анатолий позвал его и велел идти к Ошеру и Гедалье. Шмулик нашел их готовыми к походу.

— Идем за хлебом для отряда. По дороге заглянем в семейный лагерь, закажем тебе сапоги. Там есть сапожник, — объяснил мальчику Ошер.

Через несколько часов они остановились на отдых в деревне. В одном из дворов они набрали свежего, только что из печки, хлеба в свернули в лес.

— А почему вас послали за хлебом, а не кого-нибудь из хозвзвода? — удивился Шмулик.

Как правило, бойцы не ходили на хозяйственные операции, тем более, если они только что вернулись после вылазки. Для этого были особые люди «хозвзвод».

Друзья улыбнулись:

— Подожди, сам увидишь, почему мы вызвались пойти.

Они забрались в гущу леса. Телега остановилась. Ошер и Шмулик остались на месте, Гедалья исчез среди деревьев.

Казалось, тут не было живой души. Деревья покачивали голыми ветвями, из-под колес телеги в лицо летела густая грязь. Ни дороги, ни тропинки…

Минут через пятнадцать Гедалья вернулся в сопровождении женщины и двух мужчин. Шмулика охватило чувство жалости при виде оборванных, растрепанных, неумытых фигур. Люди подошли к телеге. Увидя хлеб, они широко раскрыли глаза. Самый молодой из них не выдержал, протянул дрожащую руку, схватил большой кусок хлеба и торопливо набил им рот. Поколебавшись, двое остальных последовали его примеру. Гедалья и Ошер не вмешивались. Они молча смотрели, как люди утоляют голод. На лбу Гедальи появились глубокие морщины, и даже Ошер, всю дорогу без устали болтавший, теперь молчал.

— Пошли, — нарушил молчание Гедалья, и его обычно мягкий, сдержанный голос прозвучал сердито и резко. Он снял с телеги несколько буханок хлеба и вручил их пришедшим.

Если в отряде об этом узнают, несдобровать им, — подумал Шмулик, и сердце его наполнилось еще большим уважением к двум друзьям.

— Тут еще остались куски, — сказала женщина, подбирая с телеги хлебные крошки.

— Идем, Васька, — повернулся к мальчику Гедалья.

Шмулик зашагал вслед за Гедальей в чащу леса, женщина пошла впереди.

Вскоре показалась землянка, затем другая. Это были не партизанские землянки, — возвышающиеся над землей, с покатой крышей и дерзко торчащим дымоходом, дымящим в небо. Эти скорее походили на пещеры, накрытые ветвями и присыпанные сверху землей.

Гедалья скользнул в землянку, Шмулик за ним. Слабый свет проникал внутрь сквозь входное отверствие, и Шмулик увидел мужчину, сидящего на бревенчатых нарах. Мужчина был бледен, большие глаза его безжизненно смотрели куда-то вдаль.

— Хаим, я привела тебе гостей, — сказала женщина. Мужчина чуть пошевелился и поднял на них воспаленные глаза.

— Хаим, у нас есть хлеб.

Губы мужчины дрогнули, но голоса не было слышно. Женщина протянула ему кусок хлеба.