И уже когда я ходил в третий класс у пятерых пацанов были новые разноцветные куртки, а в шестом — у всех, кроме одного, который всё равно ходил в перешитой отцовской куртке. Я не знаю как сейчас, но тогда подобное было очень унизительно.
Неожиданно, в один прекрасный день, люди разделились на «богатых» и «бедных». Во всяком случае, у детей это было очень сильно заметно.
И моя эта ненавистная куртка сразу говорила всем о том, что мои родители «бедные» и неудачники. А я — нищий.
У всех мамы с папой, кто на рынках торговал, кто в Турцию ездил — вещи на продажу возил, кто-то кооперативы пооткрывал, даже те, кто работал на предприятиях, и то крутились как-то, а мой папа как был обычным рядовым художником на пищевом комбинате, так и остался.
И если раньше комбинат давал заказы, то в девяностых закрылся, и папа ушел в глубокую депрессию, но не на другую работу. Так что тянула нас только твоя бабушка Лиза, но и у неё в НИИ сложности были, а папа совсем не работал, только целыми днями стоял дома у окна, смотрел на березу, которая росла неподалёку, вздыхал о том, как жизнь быстро проходит, и говорил «Удивительно, какая кругом бездуховность. Что деньги сделали с людьми? Как жить с этим?».
Так что, когда мне было пятнадцать, я мог нормально питаться только у твоей мамы в гостях, потому что традиционный куриный суп и картошку мой высокодуховный папа обычно съедал ещё до того, как я успевал вернуться из школы.
И это тогда, когда люди уже заграницу отдыхать ездили и покупали иномарки. У всех ребят в школе давно были магнитофоны и плееры, но не у меня. Поэтому, из-за того, что я «нищий», со мной мало кто общался.
Знаешь, ведь это же очень неприятно, когда оценивают не твой ум, не личные качества, а есть ли у тебя пейджер или видак. И если нет, то ты — изгой. Дрянной и ущербный.
В итоге я сам тогда пошел и устроился в палатку — видеокассетами торговать. И ничего, как оказалось, страшного со мной не произошло, и никакой «Золотой телец», как говорил мой папа, меня не поработил, а просто я смог есть по-человечески и одеваться по-человечески, и не чувствовать себя хуже остальных.
А когда мы с твоей мамой поженились, я ей и себе клятву дал, что деньги у нас в семье будут всегда, понимаешь?
Что я буду таким родителем, который может обеспечить своего ребенка всем, что нужно, чтобы ему никогда не было стыдно перед другими, понимаешь? — папа задумчиво помолчал. — И очень желаю тебе, Тоня, попытаться стать безупречным родителем.
— Думаешь, у меня не получится?
— Нет. Потому что такого в жизни никогда не бывает. Часто благие побуждения могут иметь плохие последствия, а от чего-то дурного может вырасти нечто очень хорошее, потому что это нормально, так устроена жизнь и, как ты сама сказала, всё в ней взаимозависимо. Потому что самое главное то, что в тебе, какая ты сама, что у тебя в голове, и в сердце, а оправдывать свою ничтожность, сваливая на воспитание или окружение, — это для тех самых уродов и дебилов.
— Ладно, — примирительно сказала я. — Может, ты в чем-то и прав. Но я всё равно должна в этом сама разобраться.
Мы катались на коньках часа два, а после зависли возле тира, и папа не успокоился, пока не настрелял мне несчастного плюшевого зайца, который в магазине стоит гораздо меньше, чем он потратил на этот тир.
А я ему сказала, что если бы он целился не в игрушки, а в работницу тира, то мы бы получили этого зайца гораздо раньше. И он очень смеялся и сказал «узнаю маму».
После этого мы поехали в кафе, и я отправилась за кофе, а папа занял столик.
Когда же я вернулась, то оказалось, что к нему уже подсели две какие-то тупые курицы, чуть старше меня, в омерзительно-розовых шапках с пушистыми помпонами и черных обтягивающих блестящих штанах. И ведь видели зайца, а всё равно подвалили, понятно же, что он не себе его купил.
Я тихо остановилась в сторонке, было интересно, как папа себя поведет. Вид, конечно, у него был очень довольный, а они хихикали и глупо хлопали огроменными намалёванными ресницами.
Но в итоге папа что-то сказал им, и они, надув губы, сами укатились к чертовой бабушке, так что мне даже не пришлось выливать на их тошнотворные шапки горячий кофе.
— Блин, вот папа ты даешь. Ни на минуту тебя одного не оставишь.
— Да ладно, нормальные современные девушки. Веселые.
— Чего же ты их прогнал?
— А что нужно было взять их с собой? Маме привезти? — папа с шутливым укором посмотрел на меня и забрал свой кофе. — За кого ты меня принимаешь?
— Слушай, а ты вообще никогда не жалел, что так рано женился?
— Если бы я не женился, ты бы не родилась.
— Уверена, по тебе и в школе куча девчонок убивалась.
— Забыла, что я «нищий»? Так что куча не убивалась. А вот маму это не смущало.
— Но зачем тебе понадобилось сразу жениться?
— Боялся, что её уведут, пока раздумывать буду.
— Я не шучу.
— Я тоже. Мама же очень красивая, яркая и умная.
— Но кругом полно красивых и умных женщин.
— С этим не поспоришь.
— И тебя это не смущает?
— Конечно, смущает. Зачем их так много развелось?
— Папа, я же серьёзно спрашиваю. Мне просто выяснить нужно кое-что.