Дети Шини

— Почему ты меня бросила?

Вопрос прозвучал капризно и требовательно одновременно.

— А разве я должна с тобой нянчиться? Я что тебе, мамка?

— Не говори ерунды, — он закутался ещё сильнее, и от этого жеста меня тоже пробил озноб. — Но я тут мог спокойно умереть, и тебе было бы всё равно. Ты бы даже не узнала об этом.

— Температура есть? — эти его тоскливые стенания меня не трогали.

Я потрогала его лоб, он был горячий.

— Ты таблетки пил?

— А смысл? — Амелин продолжал играть в мученика. — Всё равно всё заканчивается одинаково — «я тебя никогда не забуду, ты меня никогда не увидишь». Или наоборот, точно не помню.

— Не будешь пить лекарства — поедешь в больницу. Очень нужно нам с тобой возиться. Ты одним только этим нескончаемым кашлем уже всем надоел. А теперь тебе ещё и особое внимание подавай. Хотел, чтобы о тебе заботились, оставался бы дома.

— Неправда, — твердо заявил он. — Я всю ночь сдерживался, чтобы не кашлять, очень сильно терпел, чуть было даже не задохнулся. А сейчас уже думаю, что зря не задохнулся, ведь тогда не пришлось бы видеть этой твоей пренебрежительной холодности и циничного равнодушия по отношению к больному человеку.

— Прекрати ныть и нести бред, — я разозлённо шлепнула его по плечу, — иначе я тебя сама задушу.

— О! Это была бы лучшая смерть, о которой только можно мечтать, — с этими словами он перевернулся на спину и выжидающе уставился на меня.

— Иди в баню, — сказала я и вылезла из машины.

Ситуация была хуже не придумаешь: воды нет, из еды — только то, что нужно готовить, да ещё, как выяснилось, Герасимов точно не может сказать, куда ехать. Знает только, что место называется Капищено и что оно расположено в каком-то Пороховском районе, но где конкретно, и как туда добраться, ему неизвестно.

Петрова не было минут двадцать. Уже проснулся Якушин, мы кое-как разделили на семерых, купленную на последние деньги, оставшиеся после заправки машины, плитку шоколада, уже успели заскучать и окончательно продрогнуть. Якушин заикнулся было о том, чтобы пойти поискать его, но вспомнив об итоге вчерашних поисков, мы решили, что лучше будем терпеливо ждать и искать пойдем только в самом крайнем случае.

И вдруг из леса, где-то совсем неподалёку вновь послышался громкий, истошный ор Петрова.

— Ну, слава богу, — сказала Сёмина. — Нашел-таки своего лося.

Однако через пару минут крик повторился, потом снова и снова. И судя по тону, Петров уже явно вопил не от восторга. И это поняла не только я.

Якушин взял ту самую, найденную мной дубину, и, прикрикнув на Маркова с Герасимовым, чтобы тоже шли, полез выручать Петрова.

Марков поморщился, но пошел, а Герасимова пришлось ещё и подтолкнуть.

Однако вернулись они довольно быстро, кое-как волоча под руки Петрова.

Оказалось, что он по пояс провалился в сугроб и никак не мог вылезти. Но хуже всего было то, что пока он сам пытался освободиться от снежного плена, с него слетели оба кроссовка, и сколько их потом не искали, найти не смогли.

И теперь Петров, как и Амелин, был вынужден сидеть безвылазно в машине, потому что запасной обуви не было ни у кого. Только он всё равно был преисполнен восторга от того, что таки «заснял» лося.

А затем началось. Бесконечная белизна: леса, поля, небо, дороги, а вместе с ними — бензозаправки, придорожные магазинчики, припаркованные на обочинах фуры. Мы кружили, петляли, доезжали и снова возвращались. Выясняли, спрашивали, всем подряд совали под нос карту.

Так что совсем позабыли, что нам нужно прятаться и оставаться неузнанными. Просто старались держаться, как могли.

Петров дурным голосом попевал под радио. Марков загадывал нам логические задачки, отгадывать которые почему-то получалось только у Герасимова.

Якушин травил медицинские анекдоты из серии: «глухие хирурги помогают сэкономить на наркозе» или «хирурги одевают маски, чтобы в случае неудачной операции их не могли опознать», и мы с Настей хохотали, как полоумные.

Даже Амелин затих и перестал пугать своими удушливыми приступами кашлями. Видимо, снова «очень сильно терпел».

Словом, все были на грани. На последней стадии отчаяния. И чувствовалось, стоит хоть кому-то заикнуться, что всё идет не так, что он устал или передумал, как в ту же секунду наше хрупкое напускное самообладание треснет и расколется на тысячи малюсеньких осколков. А мы навсегда останемся среди бескрайних полей, на этих чужих дорогах без начала и конца.

Застрявший Жигулёнок попался нам, когда мы решили доехать хоть до какой-нибудь деревни и там уже узнавать дорогу, потому что, по словам Якушина, бензина у нас оставалось совсем мало. Водитель Жигуленка, видимо, пытался развернуться, но его занесло, и машина задними колесами прочно засела в сугробе. Вокруг неё суетилась пожилая пара.

Лысый, пухлый мужчина с красным взволнованным лицом и трясущимися руками и высокая, худощавая, похожая на училку, женщина.

Якушин подъехал и сразу велел Маркову и Герасимову идти за ним. Я пошла тоже.