Дети Шини

— Не нужно ничего объяснять, — я быстро встала из-за стола. — Дружи со своим Марковым. И посуду сама мой.

Веселье на улице шло полным ходом. Теперь они отошли немного в сторону и занимались тем, что падали по очереди в нетронутый снег и смотрели, чей отпечаток получился смешнее. Лопаты валялись возле фонтана.

— Привет! — замахал мне рукой сияющий Петров.

А остальные даже не головы не повернули. Я помахала ему в ответ, спустилась с крыльца, взяла лопату и полезла через сугробы в самую глубь сада. Туда, где стояла беседка. Мне всё равно было что делать, лишь бы занять себя чем-нибудь и не думать, что теперь, оказывается, они все против меня: и Марков, и Якушин, и даже Настя.

Добралась до беседки, залезла на её деревянный помост и зашла внутрь. Посредине стоял большой прямоугольный стол, снега на нем было совсем немного, а под ним даже проглядывали доски. В дальнем углу, возле глухой стены, сваленные в кучу длинные деревянные лавки. Повсюду стоял запах мокрой древесины и хвойного леса.

Примерно через полчаса, когда я уже расчистила левую сторону беседки, ко мне пробрался Петров и сказал, что никто не заметил, как я стащила лопату, и Якушин за это теперь ругается на Герасимова. А потом увидел крупные, блестящие, чуть припорошённые снежными шапочками кирпично-алые гроздья рябин, растущих вокруг беседки, и стал восхищаться их цветом и говорить про удивительное сочетание зимней ледяной безжизненности и этих красных, напоминающих о лете ягод, совсем позабыв, зачем пришел.

Но сообразив, что я не расположена болтать, спросил:

— Ты расстроена? Тебе стыдно из-за Маркова?

— Мне нечего стыдиться, — отрезала я. — Просто не вижу поводов для щенячьей радости.

— Это ты зря. Поводов полно. Во-первых, мы живы. Во-вторых, мы сделали то, что хотели. В-третьих, тут отличное место, просто шикарное. Здесь настоящее кино даже можно снять, и никто не напрягает.

— У вас с Сёминой какие-то крайности. У неё всё кошмар, у тебя — розовые очки.

Петров мило вскинул брови.

— Это не очки. Я просто не хочу видеть одно только снежное уныние. Вот ты заметила эту рябину? Наверняка нет. А посмотри, какая она красивая. Пускай её совсем немного, но она же есть. Алая, яркая, сочная. Этакий маркер, напоминалка о продолжающейся жизни. Типа, зима не навсегда, и всё такое. Вон, видишь, птицы тоже так думают.

На дальнее дерево прилетела бойкая стайка снегирей и стала скакать по ветвям, отчего некоторые ягоды срывались и осыпались вниз.

Я перевела взгляд на чистое, усыпанное симпатичными родинками, точно ягодами на снегу, вдохновенное лицо Петрова. На его лукавые, неунывающие глаза, на покрывшиеся изморозью топорщащиеся волосы и спорить с ним совершенно расхотелось. Пускай верит в свои картинки. Но отчасти он всё же был прав: мы сделали то, что хотели, и мы живы.

— Так, что насчет лопаты? — поинтересовался он ненавязчиво.

— Другую найдут, — я продолжила чистить помост.

Однако не прошло и десяти минут, как примчался Герасимов и стал на меня грубо наезжать, что я «выступила в своём репертуаре», «спёрла» у него лопату и «подставила». Складывалось такое впечатление, что они все сговорились. Неужели и Герасимов осуждал меня за историю трехлетней давности? За справедливое наказание? Маркова, между прочим. Молча отдала ему лопату и пошла в дом.

Поднялась в свою комнату, посидела немного, обдумывая, как продолжать жить с ними дальше при таком отношении, но так ничего и не решила. Можно было найти себе другую комнату, забрать свою часть еды, не разговаривать с ними совсем и не пересекаться, благо дом позволял. Но что мне делать, когда наступит вечер? Когда станет темно, и черные тени расползутся по всем комнатам и коридорам? Эта тягостная зависимость просто убивала.

Делать было нечего, пришлось подняться в мансарду.

Амелин, как обычно, с плеером, валялся на кровати в свитере, под одеялом, на коленях у него была книжка, на книжке маленький блокнот с пружинками, и он что-то задумчиво в нем писал.

Я села на край кровати, и от неожиданности Амелин так вздрогнул, что блокнот подпрыгнул на коленях и слетел на пол.

— Что делаешь? — я подобрала блокнот и вернула ему.

— Пытаюсь песни переводить, — ещё немного рассеянно сказал он. — По-нормальному. Чтоб и рифма была, и смысл.

— Ты так хорошо английский знаешь?

— Слова знаю. Много. У меня память хорошая. Но без словаря всё равно фигово выходит. А у тебя как с ним? С английским?

— Нормально. Четыре, пять.

— Тогда помоги, пожалуйста. Что такое «холопойнт»?

У него было такое ужасное произношение, что я даже поморщилась. Тогда он, словно извиняясь, улыбнулся и показал листок. Там было написано «hollow point».

— «Point» — это точка или место, — сказала я, — а «hollow» — углубление, полость.

— Это-то я знаю. Но тут эти два слова вместе что-то конкретное должны обозначать. Видишь? — Он снова показал листок.

«You gotta hollow point smile».

— Типа у неё какая-то там улыбка. Только никак не могу понять какая.

— Почему у неё?