Дети Шини

И Сёмина взволнованно торопясь начала ковырять длинным ногтем узел.

— Не получается, — прохныкала она тут же, чувствуя, как нарастает мой гнев.

— Ну, оборви тогда, обрежь.

— Сейчас, — сказала она. — За ножиком сбегаю.

Она исчезла, а я попыталась сама дотянуться до запястий зубами, и уже почти смогла растянуть узел на левой руке, как дверь резко распахнулась, и в нашу комнату влетели полуодетые Марков, Герасимов и Петров с камерой.

— Вот это да! — обрадовался Герасимов. — Реально привязали.

— Прикол, — хихикнул Марков.

— Так, Тоня, сделай страдальческое лицо, — велел Петров.

— Проваливайте отсюда, — закричала на них я.

— Вот, хорошо. Пошла эмоция. Очень, очень реалистично, — приговаривал Петров.

— Я же вас всех сейчас убью!

— Интересно как? — хохотнул Герасимов.

— Вы можете быть людьми или нет? Лучше отвяжите меня.

— Людьми мы быть не можем, — не унимался Петров. — Потому что мы злобные и коварные Дети Шини.

— Не знаю, чего ты напрягаешься, — пожал плечами Марков. — Понимаю, была бы раздета, а так у тебя классная тёплая пижама.

— Я напрягаюсь, потому что, у кого-то хватило мозгов такое сделать. А еще, потому что вы ржете. Скажи честно, Марков, это месть?

— Нет, клянусь, это не я, — он сел на корточки и стал меня развязывать.

— И не я, — выпалил Петров.

— Значит, вы это вместе провернули? Зачем?

— У нас тут у только одного человека гестаповские замашки, — усмехнулся Марков.

— Заткнись, — меланхолично отозвался Герасимов.

— А с чего ты взял, что речь о тебе? Я просто вспомнил, как мы температуру снегом снимали, — ему удалось освободить мою правую руку.

Петров запротестовал:

— Да, нет, Саня не мог. Зачем это ему?

— Точно, — озвучила я вслух свои догадки. — Амелин! Больной придурок.

— Вот-вот, — подхватил Петров. — Наверняка он. Нужно дверь запирать на ночь.

— Говорил вам не связываться с суицидником, — подхватил Герасимов — Хочешь, я ему наваляю?

— Нет уж, я сама.

Переодеваться я не стала, побежала в мансарду прямо в пижаме, по дороге мне попалась Сёмина с ножиком в руке, и, сказав «на», зачем-то сунула этот нож.

Разговаривать было некогда.

Кажется, дверь я распахнула ногой, Амелин ещё спал, поэтому от внезапного грохота испуганно подскочил в кровати и, также как Сёмина, недоумевающе уставился на меня.

— Ты пришла меня убить? — спросил он тихо, заметив ножик.

— Как ты мог? Я же тебе сама остаться разрешила!

— Пожалуйста, успокойся, — он осторожно потянулся за одеждой. — Объясни, что произошло.

— И почему с людьми всегда так? Если ты с ними по-доброму, то они тебе какую-нибудь подлянку обязательно устроят.

— Да не устраивал я ничего.

— Теперь будешь отмазываться и утверждать, что это не ты.

— Тоня, почему ты меня все время за врага держишь? Ты мне нравишься, и я хочу с тобой дружить. Я тебе об этом постоянно твержу. Мне даже почти не важно, что ты на это совсем не реагируешь. Но ты всё равно злишься и переворачиваешь всё с ног на голову, — его взгляд стал строгим. — Это жестоко.

— Ты бы тоже злился, если бы тебя привязали к кровати.

— Тебя привязали к кровати? — бледное лицо покраснело. — Это уже слишком.

— Вот именно, что слишком.

Амелин немедленно вскочил и стал одеваться, так что мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть эти противные шрамы и ожоги.

— Ты куда?

— Пойду, скажу им, что это слишком. Что если кто-нибудь ещё такое сделает, то я за себя не ручаюсь, — его реакция выглядела неподдельной и даже милой, точно ему и в самом деле не безразлично.

— Не нужно никуда ходить. Просто поклянись, что это не ты. Я уже не знаю, кому верить.

— Мне очень неприятно, что ты могла обо мне так подумать.

По расстроенным глазам я видела, что он говорит правду.

— Но шутка совершенно в твоем стиле.

— Вовсе не в моём.

— Тогда кто? Приведение из коридора?

— Больше такого не повторится, — сказал он серьёзно. — Обещаю.

Якушин собрал нас в зале и объявил, что нужно ехать в лес за дровами, так как мы топили печь каждый день с утра до вечера, а начиная часов с четырех, разводили ещё и камин. И, когда-то доверху набитая поленница в гараже, уже подходила к концу.

Однако эта его затея как-то сразу не заладилась, вызвав неожиданно бурное сопротивление парней, посчитавших это задание очередной придурью Якушина. У каждого обнаружилась очень серьёзная причина, чтобы никуда не ехать.

У Герасимова, как оказалось, с самого утра зверски ныли поясница и шея. Ему хватило того, что он накануне перекидал «не одну тонну снега», «расчистил полдвора» и теперь надеялся, что у него будет хоть какой-то выходной, когда можно просто отлежаться.

Петров был занят постановочной съемкой в «синей» спальне на третьем этаже, там, где стояла большая тёмная деревянная кровать с каркасом под балдахин. И именно в этот момент, по его словам, комната так удивительно освещалась, что при определенном ракурсе, можно было запечатлеть, как в воздухе кружат миллиарды блестящих пылинок, и это как нельзя лучше отображает таинственную суть течения времени.