Дети Шини

Маркову же во чтобы-то ни стало необходимо было прорешать все задачки из маленькой потрепанной брошюрки, найденной в библиотеке. И если он это не сделает за сегодня, то это будет означать, что он уже начал деградировать. А отложить не может, потому что «уже завелся».

В ответ Якушин наехал на всех, сказав, что это глупые и детские отмазки, и ради общего дела нужно задвинуть свои личные «хочу» и сначала выполнить то, что необходимо.

Но Марков ответил, что отказывается быть тупым стадом, так как ему это «идеологически чуждо», а Якушин вообще не указ, и что он будет делать, что хочет и когда захочет.

Герасимов тоже намекнул на его замашки диктатора и рабовладельца. Петров же не выступал, но всем своим непривычно молчаливым видом выражал явную поддержку тех двоих.

Они все долго ходили по дому друг за другом препирались и громко и скучно ругались, точно их какая-то муха укусила. От утреннего веселья не осталось и следа.

Мы с Настей, около часа молча наблюдавшие за всеми этими разборками, в конечном счете, не выдержали, пошли, оделись, нацепили найденные в чулане пластиковые снегоступы, взяли санки и топор и с героической решимостью выдвинулись по направлению к лесу.

— Якушин прав, — сказала Настя, тяжело дыша, когда мы шли к калитке. — Без дров мы все замерзнем окончательно. А я так устала уже мерзнуть.

— Конечно, прав, — согласилась я. — Почему кто-то должен за дровами ходить, а кто-то на матрасе валяться и пыль в комнате на камеру снимать? Я может тоже к такой жизни не привыкла. Но сейчас совсем другое дело. Сейчас реально страшно. Ведь нам здесь никто не поможет.

Выйдя за калитку, мы огляделись. Кругом густой, заметенный лес, в какую сторону не посмотри, везде одинаковая картинка: голые стволы, низкорослые ёлки, плотная толща снега. День выдался пасмурный и сырой, в лесу естественный свет и вовсе был мутным и серым, так что нашего энтузиазма заметно поубавилось.

Кое-как приспособившись к передвижению на снегоступах, мы заскользили прямо, никуда не сворачивая. Уходить далеко было опасно, в таком лесу ничего не стоило заблудиться. Поэтому решили, что ни в коем случае не должны терять из вида кирпичную стену забора, отчетливо проглядывающего красно-рыжей полосой среди всего этого свинцового сумрака.

Деревья мы рубить не умели. Даже самые тоненькие стволики, лишь гнулись под моими ударами топора, точно это был и не топор вовсе, а плоский камень. Настя и вовсе боялась его в руки взять. А чтобы наломать толстых, приличных веток, нужно было карабкаться по стволу. Поэтому, увидев большую поваленную сухую березу, мы страшно обрадовались. Однако ветви оказались обледеневшими и влажными, руки скользили, а пальцы моментально замерзали.

В итоге набрав небольшую охапку тонких палочек, которые вряд ли можно было назвать дровами, мы уселись на ствол, обдумывая как поступить дальше.

— Можно вернуться за пилой, — предложила я. — Там, в инструментах есть.

— Можно, — согласилась Настя.

Но с места никто из нас не сдвинулся.

— Интересно, — задумчиво сказала она, поглубже натягивая свою ушастую шапку. — Они хоть заметили, что нас нет?

— Не думаю. Слишком уж заняты спорами и своими неотложными делами. А если и заметили, то наверняка обрадовались, что теперь уж точно не нужно никуда тащиться.

— Я вот просто представила, — Настя наклонила голову набок и из-за ушастой шапки стала похожа на пушистого лесного зверька с человеческим лицом, — что было бы, если бы мы с тобой взяли и заблудились в лесу. Кто-нибудь хоть расстроился?

— Ты сейчас кого-то конкретно имеешь в виду?

— Нет, в общем. Стало ли бы им нас жалко, волновался ли бы кто? Или искал?

— Конечно, искали бы. Ну, может не сейчас, не сразу, но когда поняли бы, что нас долго нет, то наверняка.

— А вот я не уверена. Зачем мы им? Продуктов и так мало. Знаешь, раньше в деревнях, когда пропитания на всех не хватало, то было совершенно нормально отвести в лес детей или стариков и оставить там.

— Зачем ты себя опять накручиваешь?

— Я не накручиваю. Марков бесконечно твердит, что еда заканчивается. Утром сегодня только об этом и говорил. Что я много трачу и нужно сокращать порции. А я ответила, что могу вообще не есть. Я ведь, правда, могу три дня на питьевой диете просидеть если надо. А он ответил «Отлично. Это очень экономно. Только ты меня заранее предупреди, я перерасчет сделаю».

— Видишь, а вы меня все осуждали, что я ему тогда в лицо правду высказала.