– Ты себя слышишь? – сорвалась на крик подруга. – Меня слышишь? Здесь как раз именно это и написано – как их готовят прыгнуть с крыши: «Прыгай с крыши, Зай, это весело! Шаг дыши – два шага не дыши».
– Что???
– Сейчас ссылку пришлю, лови, – сказала подруга.
…Было снова 5 утра, Наталья давно уже дочитала про «группы смерти». Читала, откладывала, вспоминала что-то и снова читала. Несколько раз собиралась ворваться в комнату дочери, но всякий раз разумом резко давила на тормоз, даже уже и в те моменты, когда оказывалась у двери ребенка, – останавливалась.
Потом молча раскачивалась на жестком стуле – что делать? Миха разбудить? Нет, нельзя, будет только хуже, еще хужекудахуже, что делать? Надо успокоиться. Кому позвонить? Успокоиться.
В пять утра она уже больше не раскачивалась, просто тупо смотрела на дверь дочки – никакой полоски света не было. В половине шестого уже слегка рассвело. Наталья решилась.
Вошла. Девочка не услышала, она была в наушниках. Сидела на постели в ночной пижамке и почему-то в носочках, что-то быстро писала в телефоне с включенной подсветкой.
Мать стояла и смотрела на нее минуты две – девочка сидела в той же позе, не разгибаясь, только теперь уже ей пришел ответ с характерным таким звуком – «тринк» – и она читала, вся поддавшись вперед.
Никакого плана не было – ноги привели, рука включила свет:
– Ой! Мам! Выключи! Ты чего?
Ничего ответить она еще не могла, взгляд цеплялся за ярко-желтый цвет носочков дочери, блуждал потом по ушкам с ненавистными ей тоннелями, попадал в наушники. Точнее, в один, потому что другой девочка отвела слегка от себя, чтобы слышать мать, и оттуда приглушенно звучала песня. И как на табло, в мозгу вспыхнула последняя фраза из той самой, все ей объяснившей статьи – «
– Я сейчас лягу, это по контрольной, сейчас доделаю и лягу, – что-то еще там говорила девочка.
Наталья не вслушивалась, она присела на кровать к дочке и попросила:
– Дай мне послушать песню.
– Да ты чего, мам? Это просто ритмичная песня, мне так легче заниматься под нее, чтоб не уснуть. Иди спать, тебе же скоро на работу.
– Дай мне послушать, пожалуйста, – снова мягко, но настойчиво попросила мать.
– Ну… на… – В полном недоумении девочка протянула ей наушники и добавила: – Только ты ничего не поймешь.
Она и правда не поняла, не могла сосредоточиться.
Попыталась делать вид, что понимает, но вдруг ослабла, ткнулась в плечо дочери, не выдержала и обняла ее. Это было так неожиданно, что девочка даже не смогла этому посопротивляться как следует, но все же вырвалась и передвинулась поближе к стене – подальше от Натальи.
– И что это с тобой? – В глазах было неприкрытое уже ничем презрение и легкий интерес этнографа – вот особь племени малознакомого, мало интересного пришла. Да что там пришла – вторглась, включила ненавистный свет. И теперь попытки заботы (иди спать, тебе же скоро на работу), уговоров (сейчас доделаю и лягу) и всех других каких-то оттенков возможных, внешне нормальных отношений с этой особью, покрылись глыбой льда.
Это помогло, кусок от этой глыбы остудил, «приложился» к вскочившей в мозгу от удара невероятно огромной и горящей «шишке». Наталья стала выдавать вопросы четко и беспощадно, сама не понимая, как ей так удается:
– Скажи, ты кит?
Глаза девочки слегка расширились, она теперь смотрела на мать в ужасе.
– У тебя есть номер?
Глаза девочки расширились теперь уже настолько, как дальше уже, вероятно, было невозможно – она непроизвольно переводила взгляд то на телефон, то снова на мать.
– Есть номер кита?
Теперь девочка смотрела только на телефон в каком-то невероятном, очевидно, для себя подозрении:
– Ты избранная?
Девочка прикрыла лицо руками, так делают, когда уже сомнений нет – все самые невероятные догадки оказались правдой.
– Скажи, какой у тебя уже день? Далеко до 50?
Девочка едва заметно кивнула, явно почти уже веря в какую-то свою личную, сказочную версию происходящего.
– Какой у тебя день по счету?
– Восэм – сэмнадцати-ий, – так проговаривают слова люди, впервые заговорившие после многих лет онемения, девочка сказала именно так. Едва слышно, шепотом, но так…
Наталья хотела что-то еще сказать, но не смогла, губы запрыгали, из глаз и носа потекло одновременно, как будто лед в мозгу растаял.
У девочки же в этот именно момент, наоборот, как будто кто-то прокрутил на скорости пленку назад: вся «глыба льда» проступила – «так ты все-таки мама просто? Просто мама? Просто вызнала, вынюхала, кто-то тебе открыл наши тайны? И что?»
Но мать от беззвучного плача вдруг неожиданно перешла в громкие рыдания. А потом завыла так, что девочка впервые за долгое время за нее испугалась:
– Мам! Мам! Ты что, мам, ты что?! Мамочка, что ты? Ты из-за меня?!!
– А из-за кого? – завыла мать. – Без кого я жить не смогу?
Обернувшись в два прыжка с кровати, девочка вернулась с банкой колы (ей запрещенной):
– Попей, ну мам, мам?