Дети Великого Шторма. Трилогия

– Почему же они молчат? – спросил Умберто. – Почему они молчат вот уже три тысячи лет? Я никогда не поверю, что небесные дети могут добровольно отказаться от власти, особенно если она им принадлежит по закону. Но они все же это сделали… в чем причина?

В грехе Капитана Ворона, понял пересмешник. В том, что случилось три с лишним тысячи лет назад. Некое событие заставило весь клан Корвисс отказаться от власти над остальными небесными детьми и отправиться Дорогой печали.

Путешествие затянулось…

– Я попросил Нами разыскать среди древних легенд что-нибудь похожее, – сказал феникс. – Что-нибудь, вызывающее много вопросов и не дающее ни одного ответа. Он жаловался на нехватку времени – должен признать, жаловался вполне справедливо, – и все-таки сумел выполнить мою просьбу. Он отыскал странную историю о Вороне на берегу Черной реки, я ее раньше не слышал. Давным-давно один мудрый ворон летел над рекой и увидел, что волны вынесли на берег много всякой всячины – какие-то щепки, тряпки, старые кости… Соплеменники ворона не обращали на этот мусор внимания, но он отличался неуемным любопытством и, сунув свой длинный клюв в кучу мусора, отыскал в ней щепку, не похожую на остальные. Он воткнул ее в землю, а сверху приспособил найденный в той же куче маленький череп и украсил это дело обрывком темно-синей ленты, закрепив его сломанной брошью в виде зубчатого колесика. Закончив трудиться, он щелкнул клювом, и его творение обернулось птицей… Какая это была птица, по-вашему?

– Ласточка, – растерянно проговорил Джа-Джинни, когда Крейн-Фейра умолк и выжидательно уставился на них. – Он… создал Ласточку? И кого еще, если верить этой сказке, Ворон сотворил из бесполезного мусора?

– Всех, кроме Феникса, – ответил крылану капитан. – Сказка длинная, подробная и крамольная – я бы сказал, она куда хуже истории о Капитане Вороне. По отдельности они кажутся придуманными, но вместе выглядят чем-то бо́льшим. Или, если уж быть точным, обрывками чего-то большего. А вот, кстати говоря, еще одна интересная история. – Он недолго помолчал, собираясь с мыслями, потом продолжил: – Было это в те времена, когда некто научил людей видеть сокрытое. В городе Террион, что на острове Ки, жила девушка, славившаяся по всей округе как умелая рукодельница. Однажды пришел к ней незнакомец и сказал: «Полотно мое истончилось, и желаю я, чтобы ты соткала новое». «Ни одна ткань не может служить вечно, – ответила мастерица. – Я не смогу тебе помочь». Разгневался тогда незнакомец и повторил свою просьбу еще дважды, и оба раза девушка ответила отказом. И тогда сломал он прялку ее, сжег дотла ткацкий станок, а иглы и нити выбросил с обрыва в бушующее море. Так лишился город Террион лучшей своей рукодельницы, и еще долго не появлялось там мастерицы, которая могла бы с ней сравниться.

– А вот это, кажется, я понимаю лучше всех вас, – сказала Эсме, вновь преодолев смущение. – Она не рукодельницей была на самом деле, а целительницей. Полотно… прялка… все это напоминает то, чем я занимаюсь, когда проникаю в сердце-суть. Я восстанавливаю то, что было разрушено. Чтобы залатать дыры, нужна нить, которую я беру из… э-э… источника целительской силы, чем бы он ни был на самом деле. Видимо, она отказалась исцелить его болезнь и погибла. Впрочем… – Она помедлила. – Что она ему сказала – «ни одна ткань не может служить вечно»? Нет-нет, он не был болен. Он хотел вернуть утраченную молодость. Такая просьба убивает целителя вернее любого оружия.

– А первая фраза – ты ее не придумал, Кристобаль? – спросил Джа-Джинни. Крейн покачал головой. – Было это в те времена, когда люди научились видеть сокрытое… Выходит, вскоре после падения «Утренней звезды»?

– Или до него, – заметил Умберто. – Вряд ли между нарушением запрета Буревестника и наказанием прошли считаные дни – уж скорее годы, а то и десятилетия.

– Жаль, в этой сказке нет ни единого намека на то, кто же учил людей сокрытому, – сказал Крейн. – Да и суть запрета остается непонятной. Нами как-то сказал мне и Эрдану, что люди задолго до пришествия основателей пользовались огнем – и это правда. Летать быстрее ветра не умеет нынче никто. А что касается умения «видеть сокрытое», так не мешало бы для начала сообразить, о чем именно идет речь.

– Как все сложно… – скривился Умберто. – Легенды, запреты… а где же сокровища?

– Если называть сокровищем истину, – с усмешкой ответил Крейн, – то ее расположение нам и предстоит выяснить. Быть может, тогда и легенда о Капитане Вороне станет понятнее.

Хаген посмотрел на тетрадь, лежавшую прямо перед ним, и, повинуясь внезапному порыву, открыл ее на первой попавшейся странице.

«…Помрачнел Капитан Ворон, словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползал по земле, точно черви.

– Хорошо же! – сказал он. – Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас…»

– Искусай меня медуза, – сказал он очень тихо, но все услышали.