В игре, которая проходила в комнате Зины и Полины, принимал самое активное участие их четырёхлетний брат Павлик. Он был бессменным нашим водилой. Но в подвал под бараком, где мы в основном прятались, не лазил, потому что его длинные сухие ручки не выдерживали вес его худого хилого тела. Он поглубже просовывал свою голову в лаз, вглядывался в полутьму и его зоркие глазки почти всегда подмечали в лабиринте подвала кого-нибудь из спрятавшихся.
Из всех детей того времени он ярче остальных врезался в память. Его нехитрая одежда состояла из непонятного цвета коротких штанишек, державшихся на груди на одной наискось идущей шлейке, да большой серой рубашки, которая вылезала со всех сторон из штанишек. Казалось, что его с головой можно было упрятать в эту рубаху. Из штанин, одна из которых была короче другой, торчали сухие, как кулачки, коленки. Маленький, даже для своих четырёх с половиной лет, с большим животом, с желтоватым, похожим на старичка, сморщенным личиком, Павлик совершенно преображался, когда включался в игру. Его глазки словно зажигались изнутри. Он быстро нёсся, перебирая своими кривыми ножками, спеша застукать кого-нибудь из ребят. Его худенькое личико сияло. И мы, дети, специально делали всё, чтобы продлить эту радость, иногда поддавались ему.
Павлику удавалось застукать и меня, самую быструю и ловкую. В этом бывала виновата моя Крыска-лиска. Она держалась поблизости от меня, ожидая очередной порции еды, и активно размахивала ершистым хвостом, по которому глазастому Павлику было нетрудно нас обнаружить. Я пыталась подозвать её поближе:
— Крысуля, дружочек мой, стань рядом! — шепчу ей, и маню пальчиком. Но с её стороны никакой реакции.
— Ты что, совсем отупела? Или хочешь, чтобы из-за твоего хвоста Павлик опять нас вычислил? Ну, что вращаешь своими бусинками? Не будет тебе вкусненького!
Но, видя, что она не обращает на меня никакого внимания, ползу к ней, хватаю её за хвост и подтягиваю к себе:
— Теперь не окрысивайся, раз не хотела по хорошему! Лежи смирно! — Ставлю ногу на её туловище.
— Да не крутись ты, как вьюн! Потерпи всего несколько минут! Как только можно будет, я тебя сразу отпущу.
Дождавшись подходящего момента, я её отпускаю, и моя крыска стремглав несётся к выходу.
— Молодец! Мы с тобой самые первые проскочили, даже Павлик нас не заметил. Получай своё вознаграждение! — говорю я ей.
— А сейчас я очень надеюсь, что ты у меня умница, и заменишь мне собачку. Моргай-не моргай — это дело решённое.
Пока я вела этот разговор влетает, запыхавшись, подружка.
— Поля, а как ты думаешь? Не пора ли мне приучать Крыску-лиску к ошейнику? Я уже и верёвочку приготовила, завязала на ней маленькую петельку, чтобы накинуть на её головку. Давай сейчас попробуем!
Высыпаю из кармана любимые зёрнышки моей крысуле, и только она стала их подбирать, делаю знак Поле, чтобы она её схватила.
— Вот так! Теперь держи покрепче и не обращай внимания на то, что она выкручивается и пищит. Когда я завяжу узелок на шее, тогда отпустишь, — говорю я подруге.
— Ты только посмотри, с какой злостью она вращает головой! Вот дурочка! Не понимает, как это здорово — ходить на поводке!
Ловлю момент, чтобы накинуть петлю на голову, не обращая внимания на её злость.
— Ой, осторожно! — говорит мне подруга. — Смотри, как огрызается! Чуть тебя не укусила!
— Не огрызается, а окрысивается! Не забывай, что это крыса. Но я всё равно доведу дело до конца, иначе она не поймёт, чего я от неё хочу. Ну, давай, миленькая, суй сюда головку! — говорю я крыске, показывая ей на петельку.
— Теперь туда! Вот, наконец, получилось! Аж вспотела! Ну и шустрая она, однако. Всё! Поля, отпускай и беги скорее открывать дверь! Сейчас поймёт, как это здорово — ходить на поводке!»
Тяну её, что есть силы, к выходу. Но моя крысуля не уразумела своего счастья и как рак попятилась назад, отчаянно крутя головой. И в какой-то миг — я даже не заметила когда, она перегрызла верёвку и в ту же секунду скрылась в своём убежище, оставив в моих руках предмет, на который я возлагала большие надежды.
Мои неоднократные попытки приучить её к поводку, так и окончились неудачей. А я так старалась! Отдавала ей почти весь свой паёк, сама худела и даже падала в голодный обморок, чем до смерти испугала маму. Она, конечно, догадывалась о причине моего недомогания и частенько за это снимала с меня «стружку». Но я стойко выдерживала все испытания, и от Крыски-лиски не отказалась. Зато рыжая толстела прямо на глазах, становилась резвее и бойчее, а вот сунуть голову в петельку не хотела. Да и гулянье на поводке не пришлось ей по нраву. Все мои усилия оказались напрасными.
Но зато наша крыска была незаменимым чемпионом по бегу и лучшим проводником в подвальном лабиринте.