Вся мамина родня и бабушка отправились вместе с заводом на Урал. Мы же не эвакуировались из Москвы из-за моей болезни, хотя уже собрали узлы, и разрешение на выезд было получено от завода «Динамо», где работал один из маминых братьев. Отца в армию не призвали по возрасту, но он записался в ополчение, в боях под Москвой его контузило, и он долго лежал в госпитале. Наша семья осталась и, возможно, к счастью, потому что у возвратившихся из эвакуации случались проблемы с жильем. Остались мы не совсем одни, три сестры отца жили с нами в той же коммунальной квартире. Я ходил к ним в гости, в соседнюю дверь. Они ухитрились разместиться тремя семьями в двух смежных комнатах. Я был самый младший из двоюродных братьев и сестер и служил для них дополнительной игрушкой. И как-то раз веселый дядя Миша предложил: «А ты переселяйся к нам, только подушку принеси». Я тут же побежал к маме за подушкой, и всем было очень смешно.
День Победы я встретил в маленьком украинском городке Прилуки, где муж маминой сестры работал в военной комендатуре и куда меня взяли на лето подкормиться перед школой. Узнав о Победе, местная ребятня, и я в их куче, захваченная общей радостью, прыгала и бегала по улицам города. А к началу учебы я вернулся домой и пошел в первый класс.
И все мое сознательное детство — это послевоенные годы. Общая бедность была настолько беспросветной и всеохватывающей, что давно уже стала естественным состоянием, особенно для нас, детей. Взрослые помнили предвоенную жизнь и могли сравнивать. Бабушкины рассказы об ее молодости и мамины воспоминания о детстве звучали сказкой. Получалось, что тогда тоже много работали, но было весело и еды хватало.
В общем, я и мои сверстники очнулись после войны и другой жизни не знали. Усилиями массовых средств информации нам привили неосведомленность, наивность и скромные потребности. Жизнь после войны продолжалась такой же убогой, но, несмотря на это, мои воспоминания очень светлые, потому что счастье молодости было внутри меня и оно преображало любые обстоятельства.
Теодор Гальперин
Траектория судьбы
Не думал, не предполагал, что судьба вылепит из меня авиатора, и после окончания физического факультета я буду участвовать в разработках систем взлёта, навигации и посадки самолётов, вертолётов, космических аппаратов. Возможно, моя связь с авиацией с младенчества и на всю жизнь была предопределена где-то «свыше».
Бомбоубежище
Киев бомбят. Вой сирен, небо в чёрных клубах дыма, взрывы, грохочущие на скорости мессершмитты, чёрные кресты на их крыльях. Киев бомбят с первых дней войны. Бабушка бежит по нашей улице, завернув меня в одеяло. Я выпростал голову из-под одеяла, вижу чёрное небо, кресты на крыльях низколетящих мессершмиттов. Мне 3 года и 8 месяцев. Бабушка бежит в бомбоубежище. С моей ноги падает туфля.
— Бабушка, туфля! — кричу.
Бабушка возвращается, поднимает туфлю и бежит дальше.
Дальше бомбоубежище. Женщины и дети. Строганные, неокрашенные столы и скамейки. На столах — крынки с молоком и кружки. Это, наверное, не первый день войны, как-то подготовились, но я запомнил только такую картину бомбоубежища.
Мобилизация
А ведь ещё совсем недавно была мирная жизнь. Каждое утро, очень рано, пока все ещё спали, на скамеечке у дверей квартиры, на лестничной площадке, молочница оставляла молоко, сметану, творог. Проснувшись, бабушка вносила всё в квартиру.
Совсем недавно, в прихожей стояли чёрные сверкающие сапоги — отец вернулся на побывку со сборов военных переводчиков. Уже веяло грозой.
Киев бомбили в первый же день войны. На следующий день началась мобилизация. Мои дяди, совсем молодые — 20 и 25 лет, уходили на фронт.
Абрам Наумович прошёл войну в морском десанте. Десантники высаживались с катеров в укреплённых вражеских районах под непрерывным огнём и в большинстве погибали. Марк Давыдович воевал в танковых частях, горел в танке… Оба дяди перенесли тяжёлые ранения, выжили, но оба стали инвалидами. Их судьбы драматичны, нетривиальны и, если достанет сил, я ещё расскажу…
Моя судьба вела по прямой — 18 сентября немцы взяли Киев — да, по прямой в Бабий Яр. Но здесь-то моя судьба отклоняется от предполагаемой траектории, мне выпадает счастливый жребий.
Мамочка моя работала на киевском авиационном заводе. Передо мной её сохранившийся пропуск. Я его процитирую, опишу. На лицевой стороне обложки — герб СССР и золочёная надпись — «Народный комиссариат оборонной промышленности», а внутри справа — удостоверение №22. Слева — подпись мамы, утверждающая подпись, печать… и портрет. Она — красавица, округлое лицо, причёска с пробором посередине, обрамляющие голову косы. Похожа, пожалуй, больше на украинку, чем на еврейку. Но фото чёрно-белое, а глаза у неё были серые, глубокие, выразительные.
Мама родилась в семнадцатом, ей было всего 24 года. Энергичная, сообразительная, хорошо пела, читала вслух стихи, мечтала выступать в оперетте…
Эвакуация
Она случилась в августе.