Дети войны

…Однажды мама оставила меня, ещё грудного, одного в комнате. А кого еще попросить на полчаса в няньки? Баба с дедом в сорок втором в одноразье от голода померли, соседи тоже уже не помощники. Её вызвали по тревоге в типографию, где она работала в инструментальном цеху. В тот день с утра было тихо, немец после завтрака клевал носом, никакого обстрела. И побежала, да здесь рядом, за углом. А тут бомбёжка, как всегда не вовремя. В проходной типографии встретили криком:

— Лети обратно, Валя, бомбы, кажется, ухнули где-то там, возле ваших домов. Назад, из «Вечернего Ленинграда», мама прибежала уже седой, другого цвета волос я у неё никогда не видал. Потом, когда мамы не стало, я замерил ту беговую дорожку. Двести сорок три шага…

…Иногда Пётр Карлович садился на царский подарок, гордого Амалатбека, пускал того рысью, любуясь грацией и лёгкостью хода.

— Да полноте вам, инженеры-вольнодумцы, какого живого коня заменит ваша чудо-техника? Со своим смрадом и копотью. Живое не придумаешь и не рассчитаешь, его можно только подсмотреть!

И он подглядывал и подсматривал за природой. Из великого мэтра получился бы классный сексот — проворонило Четвёртое отделение, слава Богу. Потом, в мастерской, он брал в руки сырую глину, мял её до ломоты в пальцах и пытался лепить движение. Делил расстояние на время, в попытке получить красоту…

…В ту бомбежку наш дом от снарядов пронесло, только один из них упал по другую сторону улицы. Из-за чего меня лишь воздушной волной просто смело на пол. Вместе с подушками, к которым я всегда был привязан, как к парашюту. Седая девушка разревелась от счастья — сыночек невредим…

…Бронзовому красавцу было чуть легче пережить ту войну. Его закопали в саду Дворца пионеров, от врага подальше…

В отличие от меня, конь вечен. А с другой стороны, иной раз гляжу в его грустные глаза и слышу:

— Нет, брат, это не благодать, это — наказание, невозможность выпрыгнуть из жизни.

Лев Золотайкин

Детские картинки

В июне сорок первого мне было три года. И первое мое смутное видение очень мирное — я у бабушки в деревне играю около лавочки в песочек. А вот вторая картинка, оставшаяся в памяти, такая же мутная, как первая, уже военная — темно, мы сидим на огороде в большой яме, и в небе что-то гудит.

Позднее, из разговоров домашних стало ясно, что они выкопали бомбоубежище: над нами немецкие самолеты летали бомбить Москву (от нашей деревни до нее расстояние сто километров). Конечно, мы для них мишенью не были, но это были враги, и кто их знает, вдруг какая-то бомба сорвется и упадет. И мы укрывались в яме под яблонями.

Немцы, по слухам, очень энергично двигались в нашу сторону, а мы никак не могли выбираться из деревни. Поезда не ходили. Наконец, приехал на грузовике наш родственник, военнослужащий, муж маминой сестры, и увез свою маленькую дочь и всех остальных в Москву. Существует семейное предание, что по шоссе за нами какое-то время ехал танк — наш не наш не разберешь — главное, что он не стрельнул.

В Москве по вечерам выли сирены, по небу бегали лучи прожекторов и репродукторы громко повторяли: «Граждане! Воздушная тревога!».

Жильцы нашего двухэтажного дома на Трубной улице спускались в старинный подвал под домом. Теперь я представляю, этот подвал мог стать братской могилой, но над открытой лестницей, на кирпичной стене было крупно написано: « БОМБОУБЕЖИЩЕ», и стрелка указывала вниз. Внутри много людей, все знакомые, соседи, разговоры в полголоса и дети тихо играют. А когда я заболел корью, в подвале даже стояла моя кровать с сеточками по бокам.

Потом рассказывали, что кое-кто из взрослых, а с ними и старшие ребята из нашего двора, среди них мой брат, вылезали из чердака на крышу и тушили зажигалки.

Мы жили в центре Москвы и, как позднее было подсчитано, самолеты сюда прорывались редко. Один раз бомба все же упала довольно близко. Я не помню ни взрыва, ни испуга, просто моя кровать, все та же с сеточками, вместе со мной вдруг оказалась в коридоре. Такой получился зигзаг у воздушной волны.

А когда мы ездили к родственникам на трамвае через всю Москву, то можно было видеть следы бомбежек, особенно в их промышленной зоне: разрушенные дома и пожарных, разбирающие завалы. Строительство станции метро «Завод имени Сталина» было заброшено, осталась только большая яма и в ней разные конструкции. Мы с двоюродным братом по ним лазили, играли, собирали какие-то железки.