Дети войны

Запоздалый гром оглушает на миг, ветер вторит ему, пытается вырвать канат из рук. Я горю, темнота горит во мне – хочет подняться из сердца, залечить мои раны. Хочет помочь моим звездам, успокоить их боль. Хочет сразиться с бурей, усмирить ее – но я не позволяю. Сердце грохочет сильнее бури, я сражаюсь с самим собой, с темнотой в своей крови. Меня сжигает жар, поток ледяной воды не в силах остудить его.

Шаг за шагом я иду вперед, и палуба шатается подо мной, боль пульсирует в ладонях.

Я ободрал руки, пока качал помпу. Нас слишком мало – предвестники Эртаара валятся с ног от усталости, не давая кораблю сбиться с курса. Их всего четверо, и они стремятся быть всюду: на мачтах, у руля, в трюме, залитом водой. Почти все мои звезды сражены морской болезнью, но я не должен исцелять их.

Темнота негодует и бьется при мысли об этом, я едва могу удержать ее.

Те, кого не одолела качка, помогают звездам Эртаара, сливают воду из трюма, тянут канаты, держат руль. Но корабль слишком большой, нас слишком мало.

Я стоял на помпе вместе с Цалти: рукоять поднималась и падала, вода гудела, борта качались, волны били в обшивку. Сырость мешала дышать, вкус соли обжигал горло, а в сердце бесновалась темнота. Но я держал ритм, следил, чтобы рычаг не скользил в ладонях.

– У тебя руки в крови, – сказал Цалти, когда мы остановились перевести дыхание. – Надень перчатки.

У меня нет перчаток, не было никогда. Даже в самую холодную зимнюю ночь темнота согревала мои ладони. Темнота залечивала любые раны. Но сейчас она в плену моей воли.

Цалти хотел снять перчатки, отдать мне, но я запретил ему.

Сколько мы качали после этого? Час или больше? Я взобрался наверх, чтобы найти тех, кто сменит нас.

Я поднимаюсь по ступеням, смотрю на море. Оно повсюду, клубится черными тучами, хлещет косыми струями дождя, уносит дыхание соленым ветром. Вздымается волной, огромной, пенящейся на гребне – выше наших бортов, выше меня, выше мостика, к которому я иду. Мне кажется – волна вровень с передней мачтой. Этот миг длится вечно, я смотрю, как завороженный – передо мной непокорная глубина, рвущаяся ввысь, сила, с которой я хочу сразиться.

Я успеваю крепче схватиться за трос, и волна низвергается, падает на палубу. Зрение гаснет на миг, темнота поглощает меня, кипит – но моя воля сильней. Моя воля – сталь, металл и песня, никто не сломит ее, даже мое собственное сердце.

Мир проясняется, возвращает свет и звуки. Волна смела меня, но я все еще держусь за трос, он живой болью пульсирует в ладонях. Поднимаюсь на ноги и внутренним взором ищу своих предвестников, каждого из них. Они сияют, их чувства кричат громче бури – страх, смятение, упорство. Моя маленькая звезда среди них, я едва сдерживаюсь, чтобы не окликнуть ее мыслью.

Все живы, все здесь, море не забрало никого из нас.

На передней палубе четверо. Шерири – бледная золотая тень среди сумрака бури – вскидывается, увидев меня, и снова опускается, крутит барабан лебедки. Я должен спросить, какая нужна помощь. Но сначала послать кого-нибудь вниз, на помпы.

Кто-то хватает меня за руку – я вижу черную боевую перчатку, узнаю прикосновение. Киэнар.

Он без шлема, мокрые волосы облепили лицо, вода бурлит в распахнутых крыльях. Напряжение дрожит вокруг Киэнара, устремленное и яростное, как в зале с молниями, где мои воины тренировались перед войной. И с напряжением мешается страх – безымянный, древний ужас перед морем.

– Мельтиар! – Киэнар пытается перекричать грохот волн и шквальный ветер. – Мы не можем плыть дальше!

Я оборачиваюсь к Шерири, но он продолжает крутить рукоять лебедки, словно не слышит этих слов. Значит, корабль выдержит бурю.

– Иди на помпы, – говорю я Киэнару и обвожу взглядом мостик. – Танар, ты тоже.

Танар срывается с места, едва не падает, когда палуба вновь выскальзывает из-под ног, но хватается за канат, спешит вниз.

Киэнар не отпускает мою руку.

– Послушай, ты должен, – слова, не терпящие возражений, словно он вправе приказывать мне, – ты должен перенести всех обратно! Мы не выплывем!

Я сбрасываю его руку, указываю вниз:

– Иди на помпы! Поговорим потом.

Киэнар не слушает меня – словно меня нет здесь, словно я не стою перед ним. Его глаза блестят, как в лихорадке, крылья бьются, взрезают потоки воды. Я готов ударом стереть страх и одержимость с его лица, но грохот новой волны заслоняет все.

Мне удается схватиться за поручень. Пена разбившейся волны умирает на досках мостика, мачта скрипит и шатается над нами.

Киэнар рядом со мной.

– Ты должен! – кричит он. – Ты здесь только для этого! Чтобы вернуть всех обратно, если будет опасно! Сделай это! Забери хотя бы тех, у кого нет крыльев!

– Заткнись, – говорю я. – Делай, что я сказал.

Я не успеваю ударить – Киэнар быстрее. Его удар сносит меня, сапоги скользят, палуба кренится, я едва удерживаюсь на ногах. Я отвечаю, бью, не сдерживаясь, но Киэнар сильнее. Темнота горит во мне, как неистовый смерч, но моя воля – тиски. Я не чувствую боли, осталась лишь ярость – я смогу победить, заставлю его подчиниться.