Дети войны

Я села на кровать, положила оружие возле себя. Мне было спокойнее рядом с черными стволами, тоска отступала, уже не мешала думать. Я смотрела, как незаметно сдвигается луч света, как пляшут пылинки, – и ждала. Мгновения текли медленно, я не могла понять, минуты прошли или часы, и уже готова была позвать Мельтиара, – но он заговорил первым.

Нам придется остаться здесь до завтра. Его мысль вспыхнула, затмив сумрачный шатер и тягость ожидания. Сейчас обхожу с ними лагерь. Потом приду к тебе.

Я надеялась, что это значит «скоро», но солнечный луч исчез, и сумрак и холод окутали палатку, прежде чем Мельтиар вернулся.

– Дальше от берега горы становятся выше. – Огонь бился в каменной плошке, алыми отсветами падал на лицо Мельтиара. – Битвы идут за плодородные долины и за святые места. Это один народ, просто передрались.

Мы сидели на кровати, прижавшись друг к другу и завернувшись в шкуру – она пахла пылью и все тем же ароматом высушенных трав. На столе перед нами громоздились тарелки с сушеным мясом, кислыми яблоками и россыпью вареных зерен, незнакомых на вкус. Еду принесли вскоре после возвращения Мельтиара – оставили у входа. Я не заметила, кто приходил, лишь увидела тень за дверной занавесью и услышала перезвон бубенцов.

Холод проникал сквозь полотнища шатра, тек по полу. Я сжимала горячую руку Мельтиара и слушала.

– Человек, с которым я буду говорить завтра, – военный лидер, – рассказывал Мельтиар. – Но над ним есть старший. В родстве с ним по крови. Кажется, брат.

Мельтиар запнулся об это слово, и я засмеялась. Слова, означающие родство, так редки в нашей речи, что нетрудно забыть, как они звучат. Может быть, я даже не вспомню их все. Не то что в языке врагов.

Что если здешние люди такие же? Что если семья и кровные узы для них важнее всего, а магии нет вовсе, только чуждая сила, как у всадников? Нет, это невозможно, ведь искусство всадников нам недоступно, а Мельтиар прикоснулся к барьеру этих людей и научился их волшебству.

Он рассказал мне все – яркими всполохами мыслей. О том, что мы отрезаны от своего мира и от отряда, ждущего на берегу. Мельтиар не видит их, не может окликнуть.

Отрезаны. Смогу ли я найти свою команду во сне?

Эта мысль, внезапная и незваная, полоснула меня. Я замерла, крепче сжав ладонь Мельтиара. Долгое плаванье, берег другого мира, чужая земля, незнакомые воины – слишком много нового я видела за эти дни и забыла. Забыла!

Забыла, что сегодня снова должна погрузиться в белый сон, найти Коула и Кори.

Сегодня?

– Сколько дней, – спросила я, – прошло после бури?

– Пять дней, – ответил Мельтиар.

Я улыбнулась, кивнула. Сегодня. Я найду их, увижу, смогу поговорить.

Зажмурившись, я собрала все силы, сжала тревогу в безмолвные слова, направила Мельтиару.

Барьер… не остановит сны?

Не остановит. Ответ Мельтиара пылал, заливал душу огнем и темнотой. Даже время их не остановит.

Водоворот образов, разноцветных и серых, погас у меня за спиной. Да и был ли он? Я закрыла глаза, готовясь к погружению, к странствию по лабиринту белого сна, – но он накрыл меня, как пелена.

Кори и Коул рядом со мной, мои пальцы меж их ладоней – словно мы не расставались. Может быть, мы все время были здесь, а море и берег – лишь сон?

Не комната на этот раз – колышущиеся пологи, меняющие цвет. Явь ли пробралась в сновидение, или память о лагере Аянара? Свет текучий, неясный, ярче него – сияние, бьющееся под пальцами Кори, растекающееся по нашим сцепленным рукам. Перевожу взгляд с Кори на Коула, окунаюсь в тревогу и радость, – словно кто-то из нас снова вышел из бури.

– Как ты? – спрашивает Кори. – Что у вас случилось?

– У нас все хорошо, – отвечаю я.

Все хорошо, нет повода для беспокойства, чужаки приняли нас как гостей, может быть, мы скоро вернемся с флейтой! Радость наполняет меня, и я не могу различить, что ее породило: свет Кори, или сила Мельтиара, или то, что мы живы. Мы живы, мы вместе, сидим втроем, соединив ладони.

Я спрашиваю:

– Нас не было видно?

– Да, вы пропали! – говорит Кори.

Коул бросает на него удивленный взгляд, беспокойство вспыхивает с новой силой. Коул не знал, что мы погасли, стали невидимыми звездами. Неужели даже с тайного этажа нас не могли разглядеть?

– Как хорошо, что ты здесь! Когда вы исчезли, у нас все жутко переволновались, и я тоже! – продолжает Кори.

– Тут барьер, – отвечаю я. – Он скрывает от любой магии, мы внутри него.

– Ты в безопасности? – Коул смотрит на меня с тревогой, и я киваю.

– На что похож другой мир? – спрашивает Кори.

Рассказываю, почти веря, что сейчас слова вспыхнут образами, заклубятся перед нами, примут облик чужого лагеря, выстроятся рядами палаток. Кори и Коул увидят воинов, колесницы, услышат и поймут чужую речь, смогут ощутить ветер и холод далекой земли.

Но лишь свет расходится кругами от наших рук.

– Скорей бы нам встретиться наяву, – говорит Кори, и сон отзывается на его слова, тает, впуская явь.

39