Дети взрослым не игрушки

Как я и ожидала, довольно быстро выяснилось, что девочка, по сути, очень похожа на папу (а не на слабую маму и весело-оптимистичную сестру), то есть бревно пилили с двух концов: она сама тоже весьма амбициозна и считает, что, ничего не достигнув, и жить не стоит. Что такое это «достигнуть» в ее случае – не имеет ни малейшего представления.

Идея, что люди могут жить, не стремясь «достигнуть» (я, как рассказчик историй, легко доказала ей это на множестве примеров, начав прямо с себя) и фокусируясь на чем-то другом, оказалась для нее инсайтом.

Через некоторое время выяснилось, что Мира пишет стихи. Подростковые, достаточно банальные по содержанию, но тем не менее очень неплохо сделанные. ЛИТО для нее я нашла очень быстро и не постеснялась использовать папины «примочки», то есть сыграть на чувстве долга: ты знаешь, я с трудом договорилась, там серьезный отбор, но ко мне они прислушиваются, так что ты уж меня не подведи, явись туда именно в тот день и час, когда мы договорились, и принеси именно те стихи, которые мы с тобой отобрали.

Руководительница ЛИТО была мною предупреждена, и все прошло как по маслу. Мира стала ходить в ЛИТО и была там вполне заслуженно успешна. Если где-то что-то прибавится, где-то непременно убавится – убавилось, конечно, апатии и нежелания жить. После некоторой профориентации несколько осознавшая себя Мира покинула гостиничный колледж и перевелась в педагогический – там и учиться показалось интереснее, и успехи стали получше.

Но все это время я думала про папу. Литература так литература, решила я наконец и написала ему записку: «Если Вам небезразлична судьба Вашей дочери, прочтите классический роман «Замок Броуди»».

Вы читали? Даже не знаю, советовать или нет. Один из самых жутких романов, которые я за свою жизнь прочла. И там как раз про это – про отца и оправдывающих (или не оправдывающих) его ожидания детей. И проистекающую из этого судьбу.

Конечно, не удержался. Прочел. Сама Мира не видела, но потрясенная мать сказала ей, что отец – плакал.

Отношения отца с дочерью после этого эпизода изменились кардинально. Сила литературного слова. Что ж, я всегда об этом знала.

Ничто на земле не проходит бесследно

Телефонный звонок по обычному городскому телефону (все давно звонят по мобильнику, только мама – по городскому, из-за нее его и не выключаю).

– Катя, здравствуй, прости, что беспокою, даже не надеялся, что этот старый телефон еще действует, пожалуйста, дай совет, мне очень нужна твоя помощь.

Голос не узнаю. Но очень мало людей в этом мире обращаются ко мне на «ты». Семья, одноклассники, однокурсники, еще пара-тройка друзей из детства. Всё.

– Простите, пожалуйста, а вы кто? И чем я могу вам помочь?

– Я Михаил Ведерников, мы вместе учились в университете. Мила Громова сказала мне, что ты теперь психолог, и посоветовала…

О, Мишка! Сокурсник, энтомолог, «ботаник» в самом чистом виде. Мы не дружили, но, пожалуй, приятельствовали и на первом курсе входили в одну компанию. Я даже обрадовалась, хотя понимала уже, что повод Мишкиного возвращения в мой круг вряд ли окажется радостным.

– Окей, Мишка, будешь говорить по телефону, или встретимся?

Встретились. Обрадовалась еще два раза. Первый раз – что вижу Мишку почти не изменившимся, таким, как помню: рассеянный взгляд из-под очков – привет из юности. Второй раз, с мягкой насмешкой, – у нашего «ботаника» оказались такие обычные проблемы!

Ребенок не хочет учиться! Младший сын, тринадцать лет. Второй брак. Первый Мишкин брак я помню отчетливо: она тоже наша однокурсница, не красавица, но чертовски обаятельна и харизматична, приезжая, Мишка таскался за ней как хвост, влюбился без памяти, красивейший ранний роман, семья была против женитьбы, но Мишка настоял, родился ребенок, а потом все как-то очень быстро кончилось и они разбежались… Теперь припоминаю: мне говорили, что много лет спустя Мишка женился на своей аспирантке. Получается, что это и было тринадцать лет назад. Как же летит время!

– Кать, поверь, у нас в доме уже давно не жизнь, а какой-то непрекращающийся кошмар! Мне просто не хочется идти с работы домой. С головой у Витьки все в порядке, это даже не обсуждается. Но! Раньше он учился в математической школе, легко поступил и мог бы… Но он ни черта не делал, за уроки его приходилось сажать, угрожая ремнем! Ты представляешь, насколько это для нас «органично»! Разумеется, в конце концов нас оттуда попросили: ваш мальчик, безусловно, способный, но мы готовы учить только тех детей, которые сами этого хотят. Мы решили: ладно, может быть, эта программа ему все-таки тяжеловата. Перевели в обычную школу. Так там он совсем расслабился! Уроки не учит, конспекты не ведет, ему никогда ничего не задано, использует малейший повод, чтобы в школу не пойти совсем, врет напропалую…

– А что делает-то? Интересы какие-нибудь есть?

– Ни-че-го! Абсолютно ничего. Музыку бросил еще в прошлом году.

– А все же? Уроки он не учит, ну надо же ему как-то проводить время.