Дети взрослым не игрушки

Я позвала из коридора детей и бабушку: раз уж их привели, надо же взглянуть. Мальчик был темненький и тщедушный, девочка – крупная, коренастая и на три тона светлее. Сразу пошли в разные углы. Витя заинтересовался трансформерами, понес папе. Соня экспериментировала с большим магнитом, ни с кем не контактировала. Когда спустя время Витя попытался что-то свое подсунуть к магниту, девочка лаконично и грозно сказала: «Лучше не лезь!» Витя, сидя на корточках, поднял страдальческий взгляд, встретился глазами с бабушкой: «Ну ты видишь, я же не хотел ничего плохого…» Бабушка отреагировала предсказуемо: «Соня, дай ему тоже посмотреть!»

– Пусть зажрется! – Соня встала, пнула ногой магнит, едва не попав по брату, и ушла в предбанник.

Мама встретилась страдальческим взглядом со мной: ну вот, вы видели…

У меня нарастало ощущение неправильности, искаженности происходящего. Как будто я видела все в кривом зеркале. Есть что-то еще. Нечто, нарушающее видимую мною перспективу.

– Идите опять в коридор, – попросила я бабушку. – Витя, трансформер, если хочешь, можешь взять поиграть.

– А магнит можно?

– Нет!

Ушли.

– Они непохожи. И он выглядит младше Сони, – задумчиво протянула я. – Наверное, это из-за операции…

– Не, на самом деле он даже старше ее, – сказал мужчина. – На три месяца.

Я машинально кивнула, и только секунд через десять до меня дошло, что именно он сказал.

Вот оно?! Мелькнули воспоминания о какой-то мутной статье в желтой газетке о не одновременно родившихся близнецах. Нет, конечно нет. Либо я неправильно услышала, либо этому должно быть простое разумное объяснение…

– Кто-то из ваших детей – приемный? – спрашивая, я уже знала, кто именно.

– Да. Мы взяли Витю, когда ему было четыре месяца.

– Зачем? – ситуация была достаточно фиговой, и я решила не церемониться. Я слышала, бывает, что прямо в роддоме кто-то отказался от ребенка и только что родившая молодая мать… Но тогда Соня и Витя были бы ровесниками. Однако разница в три-четыре месяца…

Мать глухо зарыдала. Муж обнял ее и поверх ее подрагивающей головы объяснил.

Девочек было две. Однояйцовые близнецы. Родители и вся семья знали о двойне. Всё готовили на двоих. На последних сроках беременности врачи встревожились. Намекали, что с одной из близняшек могут быть проблемы. Наверное, ее сразу надо будет лечить. Может быть, операция. Супруги готовились, не разжимали рук: да, пускай, мы вместе, мы справимся. К тому, что девочка Люба прожила на свете всего двое суток, они оказались не готовы. Совсем.

У женщины не пришло молоко. Она все время плакала. Идея, как ни странно, родилась у мужа. Пусть их все-таки будет двое!

Витя, оставленный матерью в роддоме, находился в больнице. Там он плохо поправлялся после операции на сердце, плохо ел, плохо набирал вес. Он был никому не нужен и, скорее всего, умер бы. «Его можно выходить?» – спросил Сонин отец у кардиохирурга. «Однозначно да! – ответил врач. – Мы свое дело сделали. Семейный уход и любовь – это все, что ему теперь нужно, чтобы выжить».

«Сын и дочь сразу – так даже еще интереснее!» – бодро сказал сам себе мужчина.

Врач был прав. В семье Витя практически сразу пошел на поправку. Но внимания он, конечно, требовал много: врачи, лекарства, процедуры. У Сони всего сразу убавилось – даже не вдвое, больше.

Никто снаружи семьи даже не знал, что случилось. Анисимовы ждали двойню – так вот она. Увы, у мальчика были проблемы с сердцем, делали операцию, он долго в больнице лежал, теперь поправляется.

Детям было чуть больше года, когда женщина первый раз произнесла вслух уже давно для нее очевидное:

– Она его ненавидит. Хочет, чтобы его не было.

– Что за чепуха? – удивился мужчина. – Как ненавидит? За что?

– Наверное, за то, что его, чужого, подложили на место ее умершей сестры. Кажется, мы сделали ужасную ошибку!

– Да ну! Не может этого быть! Они же малютки. Ты все усложняешь!

* * *

С тех пор прошло пять лет.

– Мы были у десятка разных специалистов. Некоторые пытались что-то советовать, мы пробовали, ничего не помогало. Посещали игровую терапию. Без изменений. Воспитатели в садике удивляются: ваши дети как неродные. Сейчас готовим их к школе. Соня намного способнее, у нее всё получается лучше и быстрее. Я вынуждена равняться по Вите. У нее теряется интерес. Я хвалю ее, признаю ее успехи – у Вити начинается аутоагрессия: он выдергивает брови, ресницы.

С каждым годом все становится только хуже! Я вижу, как моя родная девочка на глазах превращается в озлобленную, жестокую, недоверчивую оторву, и понимаю, что только я сама в этом виновата. Я давно знаю, мы ошиблись тогда, но что же нам делать теперь?! Мы же не можем вернуть Витю в детдом! С подростками, я знаю, это бывает, но мы-то взяли его младенцем, и теперь это все равно что отдать в детдом своего собственного ребенка!

– Точно, а давай их обоих в детдом отдадим! – искристо пошутил муж и отец. – Им там вдвоем веселее будет. А себе еще одного родим.

Женщина застыла с раскрытым ртом.

– Кстати, насчет еще одного… – быстро встряла я. – Вы не думали? Это изменило бы центры тяжести…